Княжий сын. Отцовские долги
Шрифт:
Кое-как открыв глаза, я попытался рассмотреть сквозь мутную пелену, кто же это меня трясет. Больше всего мне хотелось послать разбудившего меня куда подальше, напиться холодной воды, да спать дальше, пока чертово похмелье не пройдет.
С большим трудом я сумел разглядеть выбритую голову с длинным чубом, и такие же длинные усы. Кое-как сморгнув стоявшую перед глазами пелену, я рассмотрел и остальные детали: пластинчатый доспех, кольчужные рукава, меч на поясе. Мысли двигались медленно, будто заржавевшие шестерни какого-нибудь механизма, но я
– Вставай, Олег, пора, – сказал он и протянул мне что-то.
Кое-как сфокусировав глаза на предмете, который он мне пытался передать, я понял, что это большая крынка. С чем она, мне только предстояло узнать, но я надеялся, что не с вином. Впрочем, вряд ли в боярине проснулся шутник, и он решил разыграть меня таким образом.
Приподнявшись в постели, я схватил крынку обеими руками, понюхал, ощутив хлебный дух, и после этого присосался к краю и принялся жадно пить. Холодный квас, пролившись в пересохшую глотку буквально оживил меня, даже голова будто бы стала меньше болеть.
– Куда пора? – спросил я, до сих пор слабо соображая, что происходит. События прошлого дня вспоминались неохотно, будто воспоминания размыло бурным речным потоком. Только вместо воды в нем смешались пиво и вино.
– Тебе – к Григорию, к мэру, договор подписывать. – ответил Лука Филиппович. – Нам с Никитой на постоялый двор, дружину собирать и к выходу готовиться.
Точно. Мы же подобрали новиков, а, значит, пора подписывать договор с мэром и отправляться в путь. Сначала до Винницы, потом на границу с Молдавией. И как я в таком состоянии вообще собираюсь куда-то идти, и тем более садиться в седло?
– Чего сам-то будить пришел? – хрипло спросил я и снова приложился к кувшину.
– А то ты встал бы, если б я слуг прислал? – хитро прищурившись, спросил боярин. – Или послал бы их куда подальше?
– Справедливо, – кивнул я, признавая, что скорее всего поступил бы именно так, как говорил боярин.
– Что, Олег, плохо? – спросил тот.
– Плохо, – кивнул я.
– А это все потому что в баню вчера с нами не пошёл. Сходил бы, с потом весь хмель вышел бы, да и смыл бы его с себя. Когда очень пьян, спать ложиться нельзя, подождать надо, пока не протрезвеешь немного, прогуляться, воздухом подышать. Вот тогда и на утро просыпаться будет легче.
– Кто ж знал, что оно так выйдет, – пробормотал я и буквально влил в себя остатки кваса.
Стало легче, но головная боль никуда не делась. Больше всего мне хотелось залечь обратно в кровать, накрыться одеялом и не вылезать из-под него, пока похмелье не отступит, но времени на это не было. Никто не будет ждать, пока я переболею, Киев мы должны покинуть сегодня, и договор с мэром заключить надо как можно скорее. Только как я перед ним в таком виде покажусь?
– Так ты ж сам пил, – резонно возразил боярин. – Никто пиво и вино насильно в тебя не вливал.
– Да я как-то не напивался до такой степени ни разу, – ответил я.
Это было чистой правдой, раньше мое знакомство с алкоголем ограничивалось тремя, максимум четырьмя кружками пива под хорошую закуску. А вина так я вообще пил очень мало, причем слабых совсем, фруктовых.
– Ладно, встаю, встаю, – нашел я в себе силы откинуть одеяло. – В бане вода со вчерашнего осталась?
– Осталась, – кивнул боярин. – Прислать кого, чтобы помыться помогли?
– Людку пришли, – ответил я, а сам поднялся на ноги.
Мир качнулся в моих глазах, к горлу подступила тошнота, я и упал обратно на кровать. Кое-как все-таки заставил себя встать и, покачиваясь и хватаясь за стены, двинул на выход из комнаты. Спуск по лестнице оказался для меня настоящим подвигом, а с учетом того, что она была здесь очень крутая, чтобы легче было оборонять в случае чего. Это приключение не закончилось для меня падением только превеликим чудом.
На улице мне стало легче, хоть свежий воздух и ударил в голову не хуже кружки вина. Широким шагом я направился через двор в баню, которая, как оказалось, не успела еще до конца остыть, но не стал раздеваться и первым делом отправился к печи.
Открыл ее, выгреб изнутри несколько угольков, раскрошил их в руках, отправил в рот и принялся пережевывать. Средство это было верное, но лучше подходило для того, чтобы долго не пьянеть: уголь в желудке и кишках разбухнет и начнет впитывать алкоголь со страшной силой. Гораздо вернее, чем есть перед пьянкой масло.
Но и сейчас это должно было помочь. Еще можно было бы напиться отвара из солодки, пустырника, да валерианы, добавив туда немного хмелевых шишек, но времени на это у меня не было. Солнце уже давно встало, и я должен был как можно скорее оказаться у мэра.
Закончив пережевывать уголь, я схватил ковш, зачерпнул воды из одной из бочек, прополоскал рот и сплюнул почерневшую жидкость в угол комнаты. Повторил это еще раз, чтобы избавиться от тошнотворного запаха во рту, подумал, что надо бы перекусить перед тем куда-то идти. Но от мысли о еде мне становилось еще хуже.
– Что, Олег Кириллович, плохо? – спросила у меня Людка, вошедшая в баню вслед за мной.
– Нехорошо, это точно, – ответил я.
– Так еще бы, вино с пивом мешать, – хихикнула девушка. – Ну и лучше бы тебе вчера вместе со всеми в баню пойти. После нее и спалось бы легче, и проснулся бы бодрее.
Они что, сговорились что ли? Или это боярин ее надоумил меня подначивать. Хотя, зачем ему это, какие только глупости с похмелья в голову не лезут.
– На сон я не жалуюсь, – ответил я. – Помоги лучше, я помыться хочу, мне скоро по делу идти надо.
– Так конечно, – ответила девушка и подошла ближе.
В три руки мы кое-как избавили меня от одежды, сняли и повязки, которые прикрывали треснутые ребра. Оставили только лубки на сломанных пальцах, потому что они мыться особо не мешали. Главным было их при этом не мочить, потому что дерево могло разбухнуть и потерять форму.