Княжий удел
Шрифт:
Вошел Тегиня. За последние два года он сильно пополнел, однако это обстоятельство только добавило ему важности. Мурза поклонился молочному брату и спросил:
— Ты звал меня, Мухаммед?
— Звал, — отвечал хан.
Улу-Мухаммед сидел на троне, по обе стороны которого пылали два факела. Огонь красными пятнами ложился на лицо хана, отчего он выглядел старше, на острых скулах залегли глубокие морщины.
— Тегиня, ты знаешь о том, что мне было нанесено оскорбление?
Как не знать, если об этом уже целую неделю говорил весь дворец, однако Тегиня отвечал сдержанно:
— Знаю, хан.
Мурза Тегиня хорошо изучил своего молочного брата. Не часто Улу-Мухаммед разговаривал
— И знаешь, кто нанес мне оскорбление? Мои евнухи!.. Они посмели впустить в ханский сад чужака. Теперь все торговцы на базаре говорят о том, что ханский гарем — это колодец, из которого может напиться каждый желающий. Ты знаешь, брат, как нужно поступать с теми, кто посмел посягнуть на честь своего господина?
— Знаю, хан, — поклонился мурза.
— Ступай… Постой! — остановил хан мурзу у самой двери. — Пусть черный евнух останется жить!
— Слушаюсь, повелитель.
Черный евнух привел к хану трех наложниц. Фатима — крупная и рослая, с широкими пышными бедрами и длинными черными до пят косами. Ильсияр — росточка небольшого, светловолосая и белолицая. Она досталась хану в подарок от турецкого султана. Гульшат была моложе всех остальных, ей едва исполнилось четырнадцать лет, но она уже успела побывать в гареме бухарского эмира. Юная прелестница в первую же ночь доказала хану, что за нее не зря он отсыпал целую шапку каменьев. Девушки были не похожи одна на другую и внешне и по характеру. Фатима, спокойная и немногословная, любила уединение и тишину. Ильсияр — игрива и весела, беспечна, как могут быть беззаботны только счастливые дети. С ней Улу-Мухаммед любил отдыхать, слушая ее заливистый смех. Гульшат большую часть времени проводила в кругу подруг, видно, рассказывала о традициях бухарского двора. Хан поостыл к ней и почти не выделял среди прочих наложниц. Порой он бывал даже груб с ней. И девушка принимала это невнимание с покорностью любящей собаки. Но именно сегодня Мухаммеду хотелось первой отдать ей свои ласки.
Евнух ушел, три наложницы скинули с себя покрывала и стояли перед повелителем нагие. Такими они предстанут перед высшим судом Аллаха. Ибо на земле не было для них более великого человека, чем их господин.
Хан решил провести одну ночь с тремя непохожими женщинами. Он, как гурман, заказал три разных деликатеса — три тонких, изысканных блюда.
— Подойдите ко мне ближе… жены мои, — приказал Мухаммед. — Я хочу, чтобы вы ласкали меня втроем. Я так соскучился по вашим нежным пальцам. Я так жажду вашего сладостного прикосновения, как может ждать иссушенная земля обильного дождя. Воскресите меня, сделайте, как и прежде, юным!
Улу-Мухаммед изнывал в сладостной неге, когда со двора раздался приглушенный хрип. Это умирал один из евнухов хана. Тегиня лично исполнял приказ Улу-Мухаммеда. Евнухи умирали безропотно, словно куры, которые подставляют шеи под удар заточенного ножа.
Остался черный евнух. Он уже смирился с предстоящей участью и, закрыв глаза, нашептывал молитву. Черный евнух подумал, как важно успеть прикрыть глаза, а быть может, закрыть их сразу, когда Тегиня захлестнет шнурком горло. Узбеку хотелось умереть сразу и не видеть тех, кто будет отправлять его в мир иной.
— Теперь твоя очередь, — сказал Тегиня.
Стража обступила черного евнуха с двух сторон. Разве думал он, что придется умирать в самом дальнем конце дворца, в тесной
Черный евнух расстегнул кафтан, обнажив толстую шею.
— Так тебе будет удобнее, Тегиня. Не хочу утруждать господина, ты и так очень устал.
Евнух увидел, как в усмешке расползлись губы мурзы.
Тегиня посмотрел на шнур, который сжимал в руках, а потом спросил скопца:
— Страшно умирать?
— Когда настанет черед умирать, мурза, тогда поймешь, — пророчески усмехнулся черный евнух. — А теперь не задерживай меня больше, я спешу на встречу с Аллахом.
Однако Тегиня не торопился. Он размотал шнур, и на кулаках остались кровавые полосы. Евнух закрыл глаза и стал ждать. Когда живешь рядом с ханом и знаешь все его тайны, то надо быть готовым к встрече со смертью. Но почему же он заставляет его ждать так долго! Или мурза хочет перед смертью сполна испытать его терпение? Но и оно не беспредельно!
— Ты можешь идти, евнух, — неожиданно услышал Узбек голос Тегини. — Мой брат добр и великодушен. Он решил простить тебя. Но знай, что и его доброта имеет границы! Посмотри на этих оступившихся и навсегда запомни лицо смерти.
Скоро к Улу-Мухаммеду вернулось прежнее настроение. И его смех то и дело раздавался в коридорах дворца. Хан веселился с наложницами, пил хмельной кумыс, ездил на соколиную охоту, бил в степи джейранов. А то вдруг на него нападал государственный зуд, и Мухаммед выезжал в дальние и ближние улусы своего огромного царства. Вводил новые налоги, карал виноватых и прощал невинных. Иногда он останавливался в степи и подолгу не выходил из своего шатра, слушая сладостные звуки карная, и с восхищением наблюдал за танцами наложниц.
Собираясь в степь, Улу-Мухаммед брал с собой не только телохранителей. С ним ехала дюжина музыкантов, половина гарема, повара и даже придворный звездочет, который указывал повелителю время наибольшего благоприятствования в пути. На арбах вслед за воинством спешили повозки с копченой кониной, вином, свежими фруктами, шербетом, арахисом. Звуки громкоголосого карная еще издалека предупреждали о приближении великого хана. Поэтому правители городов встречали Улу-Мухаммеда далеко в степи. В подарок ему пригоняли табуны лошадей и верблюдов, дарили красивых полонянок. Хан Золотой Орды принимал подношения, а эмиры в честь великого гостя закатывали шумные празднества.
Улу-Мухаммед не любил приближаться к границе с Литвой. Там его встречали закованные в железо всадники, воинственные и смелые. И даже тамошняя природа была для него чуждой: много лесов, болот. Другое дело Восток, с его цветущим миндалем, просторными степями, заросшими по весне яркими тюльпанами.
Не любил хан и Север, который оставался для него по-прежнему загадкой. Мужики на одно лицо: все, как один, с широкими бородами, русоволосы, с хитринкой в светлых глазах. Кланяются до пояса и в речах почтительны, но никогда не знаешь, что прячут они под длинными рубахами: краюху хлеба или кистень. Неразумными Улу-Мухаммеду казались и русские князья с их вечным притязанием на старшинство. На Востоке все делалось проще: нет человека — исчезает проблема. Улу-Мухаммед часто вспоминал слова отца, сказанные ему перед смертью: «Ты старший и, вступив на престол, сразу избавься от остальных братьев!» Именно так и поступил Улу-Мухаммед, сев на стол в Сарайчике. Один его брат был отравлен собственным евнухом, другой бежал к бухарскому эмиру, где и был умерщвлен, младшего в покоях прикончил наемный убийца, вонзив кинжал в хрупкое горло по самую рукоять.