Княжий удел
Шрифт:
— Гульшат, иди к себе.
— Ты не желаешь меня, повелитель?
— Это другое, сейчас ко мне явится мурза Тегиня.
Гульшат поднялась с мягкого ложа и, едва прикрыв наготу покрывалом, ушла на женскую половину.
Улу-Мухаммед услышал быстрые шаги молочного брата, полог распахнулся, и перед ханом предстал взволнованный Тегиня.
— Да продлит Аллах твою жизнь до тысячи лет, чтобы ты никогда не знал ни горя, ни печали, — приветствовал хана Тегиня.
— Что случилось, брат? — Мухаммед приподнялся с мягких подушек.
— Дурные новости, хан.
— Гыяз-Эддин?
— Да.
Улу-Мухаммед по-прежнему лежал среди подушек, он только оперся на
Улу-Мухаммед по праву занимал ханский престол. Трудно было назвать воина, который владел бы саблей лучше, чем хан Золотой Орды. Даже оружие у Мухаммеда было особенным, и обычный лук ломался в его крепких руках, подобно сухой хворостине. Привыкший с детства к опасностям, Улу-Мухаммед часто создавал их себе искусственно, слишком безмятежной для него была роль хана Золотой Орды. Он первым врывался в ворота захваченного города, врезался в самую гущу противников и, зажав в каждой руке по сабле, наносил удары направо и налево. И конь, такой же сильный и смелый, как и хозяин, топтал копытами тела упавших воинов.
Багровый шрам, который наискось рассекал грудь Улу-Мухаммеда, напомнил Тегине о недавней потехе хана. Попал к нему в плен мятежный черкесский князь Мустафа. Впервые они вблизи посмотрели друг другу в глаза. Один полон ненависти, другой сохранил великодушие победителя.
— Жить хочешь? — спросил хан. — Я отпущу тебя… если ты убьешь меня в поединке. Дайте ему саблю! — распорядился Улу-Мухаммед. — Все слышали мои слова? Если во время боя я упаду замертво, значит, я недостоин быть ханом Золотой Орды. Вы себе отыщете нового хана, а Мустафа пускай возвращается в свои горы.
Всякий уговор имеет свои правила, не задушил хан князя тайно и не оставил его связанным в степи на съедение голодным волкам. А если и суждено черкесскому князю быть убитым, то донесет молва до его родных гор, что погиб он с саблей в руках, сражаясь с самим ханом Золотой Орды.
Мустафа был опытным воином. Он не давал сбить себя с седла, хитро уворачивался от ударов, и когда хан неосторожно открыл грудь, князь рассек Мухаммеду кафтан. Но уже следующим взмахом Улу-Мухаммед обезглавил черкесского князя.
Мухаммед Великий решил оставаться великодушным до конца. Можно было бросить тело князя в степи без погребения, отдать на растерзание грифам или, кинув изрубленные куски в грязный мешок, свезти к сородичам. Но Улу-Мухаммед распорядился по-иному:
— Князя похоронить с почестями. Он честно и храбро бился. Мне будет его не хватать теперь. Слишком долго я враждовал с ним, чтобы просто так забыть. Жаль, хороший погиб воин!
И этот шрам на груди хана остался в память о давнем недруге…
— Говори.
— Скоро Гыяз-Эддин будет здесь. Ты же знаешь, в обиде на тебя остался эмир Юрий. Он дал Гыяз-Эддину своих ратников.
— Вот оно как! Что ж, мы встретим его, а потом я доберусь и до эмира Юрия!
Хан сбросил с себя покрывало. Неслышно вошел евнух и протянул Улу-Мухаммеду кафтан.
— Их слишком много, чтобы воевать с ними. Но мы не сможем и уйти, у нас слишком большой скарб. Здесь наши жены и наложницы. Мы не оставим их в степи!
Улу-Мухаммед уже надел кафтан. Евнух помог застегнуть ремни, прицепил саблю.
— Значит, умрем вместе с нашими женами. Пусть трубач зовет к сбору. У нас еще достаточно времени для утренней молитвы.
Медленно наступал рассвет. Сначала восток окрасился светло-розовой полосой, она поднималась все выше над кронами деревьев, постепенно оттесняя
Они окружили шатры Улу-Мухаммеда тесным полукругом. Хан различал лицо каждого воина. На концах копий трепыхались от ветра конские хвосты. Безмолвие казалось жутким: ни ржания коней, ни брани, только застывшие, напряженные лица. Для многих татар Мухаммед по-прежнему был ханом Золотой Орды, прямым потомком великого Тохтамыша, за которым стоит сильный род. Не смогут сородичи простить и забыть убийство хана. А сам Улу-Мухаммед беспощадно карает всякое неповиновение, может, сейчас самое время, повинившись, перейти на сторону хана? Другое дело — урусы, им все равно, с кем воевать: с ханом Улу-Мухаммедом или с эмиром Гыязом. И те и другие для них враги. Они не собираются вникать в сложности родственных отношений. И сейчас плотнее прилаживали кольчуги, застегивали шлемы и дожидались приказа воеводы с копьем наперевес ворваться в лагерь Улу-Мухаммеда к богатой поживе. И это неторопливое приготовление урусов к предстоящей схватке удерживало одних от поспешного решения, другим придавало уверенность.
Было ясно: сечи не избежать. Скорее всего, она будет кровавой, а безвыходность положения Улу-Мухаммеда только прибавит его воинам храбрости, и еще неизвестно, кто выйдет победителем.
Улу-Мухаммед увидел и эмира, который стоял в окружении вельмож на соседней сопке и оставался недосягаемым для стрел. Гыяз подал знак, и стража вынесла из шатра огромный трон. Видно, решил остаться здесь надолго. Солнце палило, и двое стражей эмира спрятали повелителя под тень широких опахал. Улу-Мухаммед внимательно следил за руками эмира. Вот сейчас Гыяз сделает знак, и вся армада бросится на его лагерь. Хан почувствовал, как напряглось тело, а рука крепче сжала эфес сабли. И, подчиняясь какому-то внутреннему повелению, он ударил коня шпорами и выехал вперед своего войска.
— Эмир, тебе нужно было убить нас спящими, резал бы нас тогда, как баранов! Впрочем, ты и сейчас можешь это сделать. Вот я стою перед тобой. Сумеешь ли ты выйти против меня?.. Если не желаешь сам, выстави одного из своих батыров! Если твой батыр убьет меня, можешь забирать все мое воинство и все мое ханство! — Хан Улу-Мухаммед понимал: сейчас, быть может, единственная возможность выжить — обратиться к самому эмиру, поэтому с волнением ожидал ответных слов.
— Хорошо, — наконец согласился Гыяз. Будущий повелитель Золотой Орды должен быть не только сильным, но и великодушным. Ничто так долго не сохраняется в памяти поколений, как доброе имя. — Ты убедил меня. С тобой будет драться мой батыр. Но что ты попросишь взамен, если победишь его? О твоей доблести по всей степи гуляют легенды.
— Поверь мне, эмир, на то они и легенды и не всегда соответствуют истине. Но если мне удастся убить твоего батыра, тогда я прошу тебя отпустить моих людей без боя! Сам я уже давно ничего не боюсь, но с нами жены, наложницы, дети. Мы встретились не в лучшее время. И еще… в этом случае я признаю за тобой Сарайчик и все земли Итили, за мной пусть же останется Бахчисарай.
Гыяз-Эддин размышлял недолго. Даже сейчас, когда Улу-Мухаммед почти находился в его руках, он не мог сказать с уверенностью, что хитрый хан, подобно ящерице, умеющей зарываться в песок, не ускользнет от него. И сам Улу-Мухаммед не так беспомощен, как может показаться. Каждый из его воинов будет сражаться до тех пор, пока не упадет бездыханным. И еще неизвестно, к кому в это утро Аллах окажется благосклоннее.