Княжий воин
Шрифт:
– А что, люди княжьи, подайте каликам перехожим от щедрот ваших.
Срезень продолжал уминать кашу за обе щеки, не обращая на него внимания.
– Да у них языки от страха поотнимались, - засмеялись за соседним столом.
– Куряне хваленые!
Срезень доел последнюю ложку каши, аккуратно смахнул с бороды крошки, и поманил рыжего пальцем:
– Ежели слово еще скажете - никто живым не уйдет.
–
– начал было со смехом рыжий, но Срезень, привстав, схватил его за загривок и со всего маху ударил мордой об стол - крайняя доска дубовой столешницы раскололась пополам.
"Калика" упал, остальные четверо с руганью вскочили и повыхватывав топоры, кинулись на курян:
По запорошенной снегом дороге трусили к Курску.
– Ну что, Ромша, в бою похмелье хуже, чем в пиру?
– спросил Срезень.
– Я первого своего до сих пор помню
Романа и впрямь трясло и мутило. Как ни суди, а из пяти убитых двое были на его счету. Вспоминать было тошно.
– А как ты шепелявого-то достал? Он тоже в кольчуге был.
Роман молча достал из левого сапога стилет, подарок Смаги.
– Мне такой же сработай, - попросил старшина, внимательно осмотрев необычное оружие.
– Полезная вещь.
– У лихих этих, - продолжил Срезень, - на совести не одна дюжина душ загубленных. Так что Господь нас с тобой им навстречу послал, чтобы волю Свою исполнить. А Он абы кого не пошлет.
...После происшествия в харчевне Роман заработал право носить в левом ухе воинскую серьгу - знак того, что на его боевом счету не только кулачные победы:
Служба воинская времени у Романа отнимала все больше. Дневал и ночевал то в детинце, то на Казачьей заставе. Погостить у своих и подсобить Людоте удавалось все реже.
Роман встреч с Анютой не искал, но получалось само собой: то на снежной горке в воскресенье увидятся и она улыбнется ему приветливо, то в лавке, таясь от чужих взглядов, они парой слов перебросятся. Как-то на воскресной службе, посещать которую для гридня было делом обязательным, Роман услышал сзади знакомый шепот:
– Приходи по первой звезде к Перунову ключу:
Одета она была не по-боярски - в простеньком полушубке, валенках и платке, но от этого казалась Роману еще милее.
– Здравствуй, добрый молодец, - голосок её дрожал от волнения.
– Поди, замерз?
– С утра жду, - ответил Роман.
– Как так?
– удивилась Анюта, наивно поверив.
– Ты сказала "по первой звезде", а не сказала, когда. То ли когда потухнет, то ли когда загорится.
Боярышня засмеялась звонко, но потом с опаской прикрыла рот ладошкой, и тут Роман заметил, что она без рукавичек.
–
Роман взял ее сопротивляющиеся руки в свои и стал греть. Румяные от мороза щеки боярышни зарделись еще больше.
– Как птичку держишь, - сказала она, уже не пытаясь освободиться...
Яркие зимние звезды с любопытством смотрели вниз. Через много лет они будут слагаться все в те же созвездия, не изменив своего положения на небе. Что им несколько столетий? А вот от человека, даже от такого, как Анюта, и крохотной памяти не останется...
– Ишь, скорый какой, - засмеялась боярышня, вырвавшись из рук Романа и отбежав в сторону.
– Не жених еще, чтобы целоваться. Вот сватов пришлешь...
Со стороны Княжьей дороги послышалось басовитое покашливание верного дворового.
– Никак твоя черноризка? Голосом с морозу погустела.
– Та на печи десятый сон видит, меня от доброго молодца охраняя, - засмеялась Анюта и уже с грустью продолжила:
– Пора мне, Ромша. И так своевольничаю. Не дай Бог, батюшка узнает: Завтра придешь ли?..
Но на следующий вечер Анюта к Перунову ключу не пришла: Едва дождавшись утра, Роман направился в город и битый час крутился под окнами хором боярина Седоватого, пока за замерзшими стеклами не увидел знакомое лицо - заплаканное и невеселое. Увидел всего на мгновение - кто-то властно отстранил боярышню от окна, после чего показалась бородатая физиономия ее отца. Боярин мельком посмотрел на Романа и сказал что-то в глубину комнаты.
Через некоторое время тяжелая калитка боярского двора со скрипом отворилась, пропустив троих дюжих мужиков, которые неторопливо пошли в сторону Романа.
– Чего ошиваешься, паря?
– недружелюбно спросил один из них, похлопывая плеткой по сапогу.
– Топай восвояси, а то шею намнём.
Случись это полугодом раньше, Роман постарался бы избежать стычки или хотя бы не начинать драку первым. Но сейчас он был почти дружинник, и защищать должен был не только свою честь, но и честь воинского братства, готового принять его в свои ряды.
Роман сбросил полушубок и засучил рукава рубахи:
– Попробуй.
Дворовые знали, с кем имеют дело, а потому решительности не проявляли. Один из них нырнул в калитку и скоро вернулся еще с двумя мордоворотами.
Но тут из-за угла выехало пятеро конных гридней во главе с седоусым старшим.
– Подсобить, Ромша? В самый раз погреться.
Гридни уже готовы были спешиться, но старший жестом их остановил и обратился к дворовым:
– Скажите спасибо, что боярину Никите служите. Мы бы вам целых костей поубавили.