Княжна Тараканова: Жизнь за императрицу
Шрифт:
– Вы можете мне не верить, государыня. У меня нет доказательств, что я не замышляла против вас. Но я сказала вам правду! Я искренне преклоняюсь пред вами, и с покорностью приму любое ваше решение.
– Решение? – удивилась императрица. – Но разве мы на суде? Нет, дорогая. Решение принимать вам.
– Мне, Ваше Величество?
– Да. Вам.
Екатерина помолчала, раздумывая.
– Я верю вам, Августа Матвеевна, – мягко сказала она. – И мне очень жаль, что вас так долго пытались использовать как средство, чтобы вредить России. И бесконечно благодарна вам за то, что вы не поддались искушению.
– Нет, Ваше Величество.
– Сколько вам лет?
– Сорок, государыня.
– Сорок лет, – прошептала императрица. – В сорок пять я венчалась во второй раз… – этих слов Августа не расслышала, а Екатерина вновь обратилась к ней. – И вы желали бы выйти замуж?
– Нет, Ваше Величество.
– Нет? Но тогда что же привязывает вас к этому миру?
Произнеся эти слова, государыня пристально, многозначительно взглянула на княжну. Августа опустила ресницы. Она думала… Екатерина почти затаила дыханье. Но вот принцесса подняла на нее свои светлые, глубокие, ясные глаза.
– Я согласна, государыня.
– Что вы сказали? – взволнованно переспросила императрица.
– Я согласна принять постриг. Это решение вполне согласуется со стремлениями моего сердца. Я верую в Бога, государыня. И сейчас мне подумалось, что именно к этому решению Он и вел меня всю жизнь. Я хочу послужить Ему в монашеском чине.
Екатерина едва сдержала вздох облегчения. От волнения она даже привстала. Августа немедленно поднялась тоже.
– Да вы просто ангел! – сказала императрица и поцеловала княжну в лоб.
Августа чуть улыбнулась.
– Я просто подданная Царя Небесного и моей земной государыни.
– Вам придется немного пожить во дворце, Августа Матвеевна. А потом…
Екатерина замялась. Августа поклонилась.
– А потом, Ваше Величество, я приму иноческий чин в той обители, которую вы мне изволите назначить.
Глава семнадцатая Монахиня
Августе отвели две роскошные комнаты в царскосельском дворце. Здесь ее никто не посещал, а обед приносила сама Марья Саввишна Перекусихина, любимая камер-юнгефа и доверенное лицо императрицы. Августа смотрела из окон на парк, и думала… Ей нравилось, что ее оставили одну, хотя все это очень напоминало домашний арест. Августа действительно растрогала сердце Екатерины, но царица привыкла к тому, что иногда что-то приходится делать и против сердца. Она не могла допустить, чтобы слухи о дочери Елизаветы распространялись среди ее подданных.
Неожиданный поворот в судьбе сейчас вовсе не казался княжне неожиданным, и она была уверена, что не солгала Екатерине, сказав, что всю жизнь шла к этому решению. Но мучила тревога – справится ли она, сумеет ли стать хорошей монахиней? Уже заранее становилось жаль чего-то… «Искушение», – думала Августа.
Однажды она сидела на диване и перелистывала русские журналы, когда послышалось движение у двери. Августа подумала, что это Перекусихина и собралась было поприветствовать ее. И обомлела. В дверях стоял огромного роста мужчина в роскошном камзоле нежно-голубого цвета с золотой отделкой. Бриллианты горели в его орденах. Но ярче бриллиантов горел его единственный синий глаз, а второй скрывала черная тесьма, невольно подчеркивающая белизну холеного лица. Длинные, крупно вьющиеся светлые локоны небрежно рассыпались по спине, падали на могучие плечи. Августа, пораженная как неожиданным появлением богатыря, так и великолепным его видом, невольно поднялась с дивана и растерянно глядела на него.
– Сударь, вы… кто?
Он как будто даже удивился этому вопросу.
– Я? Я – Потемкин.
В глазах Августы засветился восторг.
– Потемкин?!
Она присела в глубоком реверансе.
– Удивительная красавица! – вполголоса сказал сам себе светлейший. Спокойно подойдя к княжне, склонился над ее рукой.
– Никогда не имел счастья встречать вас при дворе, сударыня. Мне странным показалось, что Марья Саввишна несколько дней подряд заходит в пустующие комнаты, не зная, что я заметил и с интересом за ней наблюдаю. Поэтому покорнейше прошу простить, что нарушил ваше уединение! Я и не ожидал такого чуда!
Ласковый голос светлейшего, внимательный, глубокий его взгляд отозвались в душе принцессы неожиданным странным волнением. Потемкин галантно осведомился в свою очередь, кто она такая.
– Княжна Августа Тараканова.
– Княжна Тараканова? Вы?! – невольно воскликнул князь. – В Петербурге? И государыня скрыла от меня?
Впрочем, он тут же опомнился.
– Простите! Я был осведомлен о вас самой государыней, посему удивлен, княжна, что от меня скрыли ваше пребывание здесь.
– Ваша светлость! – Августа опустила взгляд, в котором Потемкин мог бы прочесть и грусть, и обиду, и сильное волнение. – Мы имели с государыней тайную беседу… простите… Но думаю, Ее Величество поверила в то, что меня оклеветали перед нею.
Потемкин смотрел на нее долго-долго, пристально, изучающе, и вдруг светло, совсем по-мальчишески улыбнулся. И спросил неожиданно:
– Княжна, вы в шахматы играете?
– Да, – удивилась Августа.
– Чудесно. Надеюсь, вы не откажитесь сыграть со мной партию?
…Склонившись над доской, они забыли обо всем на свете. Августу охватил неожиданный азарт, сильнейшее желание непременно обыграть светлейшего. Легонько двинула коня. Блеснул алмаз в кольце Потемкина, холеные белые пальцы на миг замерли, сжимая фигуру. Но вот словно четко припечатал ее к черной клетке, и, улыбнувшись, провозгласил:
– Шах!
Августа удивленно взглянула на доску.
– О, ваша светлость!
Попыталась защитить короля.
– Мат, – сказал Потемкин. И, тихонько смеясь, щелкнул по королю. Фигурка упала.
Княжна закусила губу от досады.
– Нет, князь, извольте – я отыграюсь!
– Как вам будет угодно, – Григорий Александрович подавил улыбку и принялся заново устанавливать фигуры.
Конечно же, он понял по выражению лица Августы, как жаждет она выиграть. Пару раз поддался, на третий Августа строго посмотрела на него.
– Зачем же так? Переходите, князь!
Он послушался, и, зарыв по привычке пальцы в свою роскошную гриву, уже серьезно уткнулся в доску. Вновь выиграл. Августа была нахмурилась, но тут же тихо рассмеялась.