Князья Преисподней
Шрифт:
— До того, как ихэтуани разнесли здесь все в пыль, половина этой территории была обычным китайским кварталом, — пояснил Эшер, когда они остановились посмотреть на несуразное великолепие французского почтамта, выстроенного в готическом стиле. — Скопище хутунов — огороженных стенами переулков — и двориков-сыхэюань [6] …
— Как в британском посольстве? — спросила Лидия.
— Так застроена большая часть Пекина. Иногда на участке бывает один дом с двором, иногда — два, три, пять, а то и десять, и все они соединены между собой.
6
Тип традиционной китайской застройки, при котором четыре здания помещаются фасадами внутрь по сторонам прямоугольного двора.
Карлебах слушал, кивал и что-то бормотал себе под нос, а затем заметил, что они прибыли в Китай не для того, чтобы играть в Шерлока Холмса. Когда они прошли до конца Посольской улицы и выглянули за ворота, выходившие на пустырь за стенами квартала, он проворчал:
— Значит, он может быть где угодно? Ваш вампир? — он окинул взглядом море островерхих черепичных крыш и ряд дешевых магазинчиков на противоположной стороне улицы Хадэмэнь. Мимо в нескончаемом потоке одетых в синее китайцев спешили рикши, проходили нагруженные ослики и вереницы двугорбых лохматых верблюдов с широкими спинами.
— Да.
Спиной Эшер чувствовал молчание Лидии. Гнев на Исидро, вызванный убийством ее компаньонки в Константинополе три года назад, наконец утих, и теперь она довольно охотно говорила о вампире, стоило только завести о нем речь. И все же она никогда первая не произносила его имени.
Разве что во сне.
Как и любое открытое пространство в Пекине, часть пустыря между воротами и площадкой для поло — примерно две сотни футов — заполняли китайцы, торгующие клецками и запертыми в клетках птицами, тряпичными туфлями и гороскопами, жареными скорпионами и игрушками из бумаги; в этой толчее можно было встретить и акробата, и уличного рассказчика, и жонглера, и продавца газет, а еще здесь выстроились в длинный ряд повозки, и рикши громким криком оповещали окружающих, что за двадцать центов готовы доставить всех желающих в любой конец республики. Над шумной толпой витали непривычные ароматы. Когда Эшер впервые оказался в Китае, ему казалось, что судьба забросила его даже не на край света, а в совершенно иной мир, отличающийся от Англии ничуть не меньше, чем созданная воображением Уэллса цивилизация на Луне.
«Откуда же мне знать, что творится у них в головах, — заявил ему Хобарт. — Все они тут держатся друг за друга».
Он не так уж неправ, подумал Эшер, прислушиваясь к гулу голосов, к странному мелодичному языку, в котором значение слова зависело от тональности в той же степени, что и от составляющих его гласных и согласных звуков. Краем глаза он ловил жесты и едва заметные различия в одежде и поведении, которые ничего не скажут человеку, не понимающему местные традиции и не знающему города.
И все же Хобарт лгал. Хотелось бы знать, в чем именно.
Тем вечером, после ужина, уложив спать Миранду — девочка всеми силами демонстрировала свое недовольство родителями, которые на протяжении шести недель, проведенных на корабле, исполняли почти все ее капризы и желания, а теперь оставили ее на попечение миссис Пиллей и Элен, — Эшер вернулся к восточным воротам Посольского квартала. Он оставил Лидию и профессора Карлебаха изучать номера различных медицинских журналов, вышедшие после публикации статьи доктора Бауэр о существе, чье вскрытие она произвела, — журналов, поместивших на своих страницах глумливые письма, авторы которых рассуждали на самые разные темы, от желания миссионерки занять не принадлежащее ей место в научном сообществе, для чего якобы и было сделано фальшивое «открытие», и до неполноценности восточных народностей в целом. Стояла тихая холодная ночь. Дойдя до ворот, Эшер попросил прикурить у мерзнувших там часовых — был черед русских — и перебросился с ними парой слов на их языке, прежде чем двинуться дальше.
За воротами, в дальнем конце пустыря, он разглядел массивные башни ворот Хадэмэнь, которые на ночь запирались на засов; сейчас их охранял патруль местных полицейских в синей форме. Широкая улица постепенно затихала.
Не выходя за пределы обнесенного высокой стеной квартала — этого города в городе, — он поднялся до проспекта Ямато, прошел вдоль рю Арт мимо светящихся окон Пекинского клуба и узорчатых ворот австрийского посольства, затем свернул на рю дю Клуб, миновав здание таможни и французские казармы, выходящие на эту улицу задней стеной. Звук шагов эхом отдавался от тротуара, хотя Эшер умел двигаться бесшумно.
Исидро сказал бы, что Эшер сейчас «прогуливается». Так поступали вампиры, оказавшись в чужом городе. Вампиры ревностно охраняли свои территорию, и ни один из них не посмел бы охотиться в чужих угодьях, не поговорив сперва с мастером местного гнезда.
Как подозревал Эшер, Карлебах об этом знал, как знал и о том, чем собрался заняться его ученик, когда сказал «Я немного пройдусь». Закрывая за собой дверь гостиничного номера, он спиной чувствовал взгляд старого ученого.
По кое-каким известным ему признакам он понял, что Исидро уже много ночей воздерживается от охоты. Как объяснил Карлебах, без энергии, поглощаемой во время убийства, психические способности вампиров — способности, которые позволяют им оставаться незамеченными в толпе и являться смертным под привлекательной или пугающей личиной — ослабевают. Эшер был уверен, что прошлым вечером, пока они беседовали, он время от времени видел истинный облик Исидро — скелетообразную странную фигуру, порою словно проступающую сквозь марево.
Может быть, сам вампир сейчас тоже прогуливался в тех местах, где его заметили бы пекинские вампиры — если, конечно, в Пекине были вампиры. Так он предоставлял им возможность самим выбрать место и время встречи, на которой его спросили бы о причине приезда.
Конечно, если они знают английский или испанский… или даже латынь.
Или не знают. Как так называемые «боксеры» — владеющие боевыми искусствами религиозные фанатики, которые двенадцать лет назад возглавили крупное восстание, — которые считали, что любого европейца, будь он живой или немертвый, надо убивать на месте.
Со своей стороны, Эшер ни на миг не поверил бы, что дон Симон Исидро решится покинуть Посольский квартал. Вампир не владел китайским в такой степени, чтобы найти тайное место для гроба (на самом деле кожаного дорожного сундука с латунными уголками и двойной крышкой) где-нибудь в раскинувшемся за стенами Посольского квартала Внутреннем городе или в китайских кварталах Внешнего города. К тому же девяносто девять процентов населения здесь верили в вампиров и не отказались бы выследить и уничтожить одного из них.
Исидро как-то сказал ему, что сила вампиров в том, что никто не верит в их существование…
Но здесь игра велась по другим правилам.
Поэтому Эшер бродил по улицам, хотя и осознавал, что едва ли европейским вампирам удалось бы уцелеть во время Боксерского восстания и последовавшей осады Посольского квартала, и уж тем более едва ли такой вампир до сих пор будет скрываться в каком-нибудь из посольств.
Однажды он спросил Карлебаха: «Им известно о ваших… исследованиях?» Это было после того, как старик признался, что знаком с вампирами Праги. О да, ответил тот с мрачным блеском в глазах.