Код Омега
Шрифт:
Исток того мира, из которого ты пришла — наш, не вы свой мир создали — мы. Это не желание возвеличиться — необходимость и закономерность. Факт, как факт, что и мы были созданы, и тоже, как и вы, не только являемся началом, но продолжением. Нельзя точно определить что первое, а что второе. Возможно только лишь в одном отрезке, одной плоскости, и то с трудом. Слишком велико многообразие создаваемых истоком — полем миров и жизней. Процесс неповторим и вечен. Ни на минуту, ни на миг не прекращается работа. И тот познает вечный двигатель, кто познает исток.
Ты часть его, я, Йохан, Карина, миллионы, миллиарды других.
Чего же ты
— Это невозможно, — прошептала, и веря, и не веря. Голова кружилась, плыло все перед глазами и чудилось, что нет земли под ногами, они вдвоем с Николасом парят под облаками.
— Кто сказал, что есть невозможное? Оно настолько лишь присутствует, насколько ты ему позволишь. Не сомнения, преграды хозяева твои — ты их хозяйка. Отринь их, посмотри вокруг. Прозри, отринув оковы разума, и цепи догмы скинь.
Стася вздрогнула и обернулась: они стояли на вершине и одновременно над ней. На всем просторе никого, лишь лес, река и облака.
Сон!
— Свобода. Посмотри, как прекрасен мир, твой мир.
— Где замок, люди?
— Здесь, — махнул рукой в сторону, и Стася увидела знакомую террасу, шпили башен. Но их же не было лишь миг назад!
Иллюзия?
— Это мир иллюзий, — прошептала, понимая, что только это может что-то объяснить.
— Не правда. Что есть иллюзия? В какой момент она превращается в реальность, а реальность превращается в иллюзию? Где разница и где граница, та четкая черта, что разделяет их. Здесь? — прикоснулся пальцем ко лбу женщины и улыбнулся. — Нет, здесь, — коснулся своей груди у сердца. — Творишь душой сперва, она дает те краски, что оживят мечты. Разум не способен помочь, способен лишь убить любой росток свободы. Хозяйничает он с воли человека, но без души его, разум пуст, ничто он, пшик, пустое определение. Душа начало мысли и идеи, душа плодит, а воплощает плоть. Она итог, а не начало, но, проявляясь, мнит себя всегда превыше всех и первенство свое над миром оглашает, что строила и рисовала душа. А та молчит. К чему ей спорить? Глупо претить пустяку. Пусть его, он миг, она же вечность. Рука, рисующая на листе картину, всего лишь исполнитель, и что худого в том, что думает она иначе и мнит себя царем листа, творцом рисунка? Смешно же, право, вступать с ней в спор. Сейчас рисует, восхищается собой, но ты подумай, порвет свое гениальное творенье и так же будет уверена — ее желание, она рвала. И вся суть плоти. Душа же не зависит от нее.
Стася отпрянула — все верно, все ясно, но…
— Отпусти меня, отпусти, пока я не сошла с ума!
Николас внимательно посмотрел на нее и нехотя согласился:
— Хорошо. Надеюсь, что, побыв одна, ты поймешь, что я не держал тебя. Однако перед тем, как ты, сломя голову, помчишься по кругу, позволь настоять на твоем сопровождении.
— Зачем?
— Чтоб ты не увлеклась бегством от себя и не зашла на опасную для тебя территорию. Ты многого не ведаешь, отталкивая то, что уже ясно, а срок, после которого я был бы спокоен за тебя, еще не минул. Поэтому возьми сопровождение и помни — я жду тебя.
— Кто же кандидат в спутники? Твой палач Йохан?
— Он твой дядя, — улыбнулся лукаво Арлан. — За что такой эпитет «палач»?
— Он убивал невинных, он убийца… и ты.
Улыбка мужчины стала мягче и нежней, но не поблекла:
— Глупышка милая, здесь смерти нет.
— Смерть есть везде.
— Нет, вовсе нет, — он засмеялся и смолк, увидев как растерянно поникла Стася в попытке осмыслить, что он ей сказал. Взгляд тусклым стал, лицо бледнее луны. — Прости, — ладонями лицо обнял, с сочувствием в глаза взглянув. — Твой страх по-прежнему цепко держит тебя в своих объятьях, а я ничуть тебе бороться с ним не помог. И не смогу, здесь власть твоя и только. Объяснения пусты, достаточно оттенка мысли, чувства, как ты уже все поняла, но надо же еще принять, а это отчего-то больно для тебя. Что ж, желаешь уйти — иди, твоя тут воля, твое желание. Возможно путь привычный для тебя послужит лучшим помощником, чем я. Не думал, что ты упрямица такая, и решусь рискнуть одну оставить, когда срок еще не вышел. Но вижу, здесь тебе все хуже… Иди.
Отодвинулся и рукой взмахнул. Мелькнула тень, и с облака на землю ворон ринул. Прошелся по траве, смешно переваливаясь на лапах и открыв клюв:
— Ну, что опять?
— Виваче, — представил Стасе Арлан птицу. — Хитрец, каких мало, но добрый малый.
Ворон.
Она ожидала, что Арлан приставит к ней кого угодно, но птицу? Нет.
— И все?
— Его довольно. Он проследит, чтобы ты не уходила далеко и все-таки нашла себя. Случается подобное немало, его же власть и суть таким, как ты, в исканьях помогать.
— Опять?! — прокаркал ворон, крылья растопырив от возмущения. — Я только что вернулся! Ну, почему опять я, вечно я?! — сделал круг, переваливаясь на лапах. — Токката лентяйка спит, а мне броди и тыкай носом в очевидное!
— Брюзга, — улыбнулся лорд. — Не обращай внимания, любовь моя, он славный, но дерзок и порой ворчлив без меры. Так цену набивает он себе.
— Я попросил бы!
— Умерь свой пыл и помоги моей жене.
— Я отдыхал!
— Не лги, хитрец, твой отдых иллюзия Сомерсби. Что, думаешь, не знаю? При оказии еще придется мне ему попенять за безотказность. Прохвосты оба!
— Сомерсби, тот Теодор второй, что упокоил моего друга? — спросила Стася.
— Упокоил? — клюв ворона стал шире крыльев. — Друг мой, она еще дитя не более полсрока!
— Ей больше тридцати, но в общем-то ты прав. Она ни там, ни здесь. Так помоги ей.
Ворон вздохнул, нелепо выгнув шею:
— Куда же денусь?
— Ай, — отмахнулся, хлопнув крыльями. Уставился на женщину, что настороженно разглядывала его и силилась сказать что-то, но мысли путались и ровной строчкой не ложилось слово. — Ладно, прогуляемся, чего уж. Но, чур, Теодора не трогать! Мы славно общаемся, не нарушай нашу идиллию.
— Договорились, — рассмеялся Арлан, поцеловал онемевшую Стасю и испарился, оставив звон, гудящий в воздухе:
— Я жду тебя.
— Угу, жди, жди, — проворчал ворон, взлетел на плечо женщины, приводя ту в чувство. — Ну, что, куда идем, чего будем искать?
В тоне слышался сарказм, но отчего, к чему?
— Таких, как я, запутавшихся, немало? — спросила тихо, с настороженностью покосившись на него.
— Поверь, больше чем хотелось бы. Порой доходит до абсурда. Возьми тебя: ну, просто натюрморт из папье-маше. Пустое, а ты мнишь, что можно есть.