Кодекс чести Вустеров
Шрифт:
Он мрачно покачал головой. Он вообще был мрачным типом, а лицо своё тщательно скрывал за густой порослью седых бакенбард.
– Вы опоздали. Кувшинчик обещан постоянному клиенту.
– По имени Траверс?
– Ах!
– Ну, значит всё в порядке. О, достойнейший из достойных антикваров, сказал я, стараясь говорить как можно любезнее, - вышеупомянутый Траверс - мой дядя. Он прислал меня, чтобы я оценил его будущее приобретение. Так что показывайте скорее. Сильно подозреваю, оно никуда не годится.
– Вы не правы. Необычайно ценное
– Ха!
– воскликнул я, решив, что подражание диктаторам может мне помочь. Это вы так говорите. Что ж, посмотрим!
Честно признаться, меня не волновало старое серебро, и хотя я из чувства жалости никогда не говорил об этом дяде Тому, мне казалось, его привязанность к древнему хламу может превратиться в тяжёлую душевную болезнь, если он не начнёт следить за собой самым тщательным образом. Поэтому, как вы понимаете, я не предполагал, что увижу нечто особенное, но когда старьёвщик в бакенбардах вернулся с этой штуковиной, я не знал, плакать мне или смеяться. Мысль о том, что дядюшка собирается платить наличными за данный предмет потрясла меня до глубины души.
Это была серебряная корова. Но когда я говорю «корова», не делайте скоропалительных выводов, потому что я не имел в виду приличное, порядочное, уважающее себя животное, уплетающее на лужайке причитающиеся ему зеленые витамины. Отнюдь. Перед моими глазами предстала нагло ухмыляющаяся зверюга, готовая в любой момент сплюнуть сквозь зубы и послать вас куда подальше, явно принадлежавшая к преступному миру. Она была примерно четыре дюйма в высоту и шесть в длину. Спина у неё открывалась на петельках, а хвост изгибался дугой и прикреплялся к спине, образуя ручку для любителей подобного рода кувшинчиков. По правде говоря, глядя на серебряное чудовище, я перенёсся в какой-то страшный, доселе неведомый мне мир.
Как вы понимаете, теперь я запросто мог выполнить программу действий, предписанную тётей Делией. Я презрительно поджал губы и зацокал языком одновременно. Изумленно охнуть я тоже не забыл. Короче говоря, я обдал корову презрением и с большим удовольствием отметил, что заплесневевшие бакенбарды встопорщились, словно я наступил им на любимую мозоль.
– Ну и ну!
– сказал я, вовсю цокая языком и продолжая презрительно поджимать губы.
– Нет, так дело не пойдёт. Не то, совсем не то.
– Не то?
– Не то. Датский новодел.
– Датский новодел?
– Не стану утверждать, что у него пошла пена изо рта, но бакенбарды задёргались в предсмертных судорогах, словно не вынесли страшной душевной травмы.
– При чём тут датский новодел? Это восемнадцатый век, Англия. Взгляните на клеймо.
– Не вижу никакого клейма.
– Вы ослепли? Выйдите на улицу. Там светлее.
– Ну, ладно, - милостиво согласился я, и сначала неторопливо пошёл к двери, изображая из себя коллекционера, которого даром заставляют терять время.
Должно быть, вам резануло слух слово «сначала». Но сказал я его не случайно. Не успел я сделать и двух шагов, как споткнулся о кошку, а
Впрочем «к счастью» слишком сильно сказано, потому что мой полет остановил сэр Уаткин Бассет. Он стоял с отвисшей нижней челюстью, и в стеклах его пенсне отражались отвращение и негодование, как будто он мысленно загибал пальцы, перечисляя мои прегрешения. Сначала воровство сумок, затем умыкание зонтиков, а теперь новое безобразие. Казалось, чаша его терпения переполнилась.
– Родерик!
– завизжал он.
– Зовите полицию!
Диктатор радостно вскинулся и завопил:
– Полиция!
– Полиция!
– козлиным тенором вторил ему старикашка Бассет.
– Полиция!
– басом взревел диктатор.
И мгновением позже огромная чёрная дыра, возникшая в тумане, недовольно спросила:
– Что тут у вас?
По правде говоря, если б я остался и всё объяснил бы, мне удалось бы уладить это маленькое недоразумение в шесть секунд, но дело в том, что я не собирался оставаться и всё объяснять. Резва отскочив в сторону, я бросился бежать сломя голову. Голос за моей спиной заорал: «Стой!», но как вы понимаете, ни о каких «Стой» не могло идти и речи. Я имею в виду, глупее они ничего не могли придумать. Нашли дурака. Я бежал закоулками и переулками, и в конце концов вынырнул в районе Слоун-сквер, где поймал кэб, на котором намеревался вернуться к цивилизации.
Вначале я решил отправиться в «Трутень», чтобы перекусить, но после недолгих размышлений понял, что такая задача была мне сейчас не по плечу. Больше чего бы то ни было я ценю клуб «Трутень»: остроумные беседы, дух товарищества, атмосферу всего самого ценного, что только имеется в Метрополии: но я прекрасно знал, что во время ленча через стол будут летать хлебные корки, а я был не в том состоянии, чтобы уклоняться от летящих в меня хлебных корок. Мгновенно поменяв стратегию, я приказал кэбмену отвезти меня в ближайшую турецкую баню.
Мне всегда нравилось подолгу задерживаться в турецких б., поэтому домой я вернулся довольно поздно. Мне удалось соснуть часок-другой в своей кабинке, а в комбинации с оздоровляющим потением в парной и последующим нырянием в бассейн с ледяной водой общая процедура, если так можно выразиться, оказала на меня самое благоприятное действие, вернув румянец моим щекам в лучшем виде. Хотите верьте, хотите нет, я с веселым «Тра-ля-ля» на устах открыл дверь ключом, а затем прошёл в гостиную.
В следующую секунду в голове моей вновь всё помутилось при виде кипы телеграмм, лежащих на столике.