Кофе в бумажном стаканчике

Сотникова Ирина

Они будто померялись силой, отец первый опустил глаза. Мама впервые за весь вечер счастливо улыбнулась.

— Я, честно говоря, думала, что здесь деловой расчет, очень испугалась, не ожидала такого от дочери. А у вас, оказывается, чувства…

— Да, у меня такое впервые, я очень люблю вашу дочь, не переживайте за нее, — Сергей обнял Надю, коротко приложился губами к ее виску и ласково погладил по голове, словно маленькую девочку, которую отныне обязался защищать всеми силами.

— А как же университет? Ей стоило большого труда туда поступить, у нас долго не было возможности отправить ее в город. Да и сейчас бюджет не очень велик.

— Зато теперь есть все возможности спокойно

учиться. А ваш бюджет останется на месте — для младшего сына. Да, милая?

Надя кивнула, на душе отлегло, она почувствовала себя бесконечно утомленной. Захотелось лечь в постель, вытянуться. Она сказала, что хочет спать, и Сергей, поблагодарив за ужин, направился за ней в крохотную комнатенку.

— Вот, здесь я раньше жила, — Надя окинула грустным взглядом тесное пространство.

Он ласково погладил ее по спине.

— У тебя замечательные родители, я теперь понимаю, в кого ты такая необыкновенная.

— Они тебе понравились? — Надя с тревогой заглянула ему в глаза.

— Да! Они очень правильные. Я с детства мечтал о таких родителях, но мне не повезло. Даже некоторое время всерьез думал, что права была Милочка — меня точно подменили в роддоме, и мои настоящие отец и мать очень далеко.

Надя тяжело вздохнула.

— Сереженька, милый, они и тебя полюбят, просто им нужно время. Сейчас они тебе не верят.

— Я это понимаю…

Когда-то это была самая любимая комната на свете, в ней Надя пряталась от недоброго мира, переживая свои маленькие детские неприятности. Но в эту ночь диван показался невыносимо жестким, запахи — чужими, а воздух — промозглым. Несмотря на жуткую усталость, она не могла уснуть и тихо лежала, прислушиваясь к ровному дыханию мужа. Потом поймала себя на том, что в области желудка стала нарастать тяжесть. Ну вот, опять! Да что с ней такое творится? Неужели так сильно действует стресс? Надя вертелась с боку на бок, поджимала под себя колени, растирала живот, но ничего не помогало. Скоро боль стала настолько резкой, что невозможно было разогнуться, и она, с трудом выбравшись из постели, побрела в ванну. Прижав руки к животу, Надежда опустилась на коврик и облокотилась на унитаз. Ее сильно затошнило. В таком скрюченном положении ее и нашел Сергей.

— Что с тобой, зайка?

— Плохо, болит все, дышать тяжело.

Она произнесла эти слова с трудом, окатила внезапная слабость. Сергей бережно поднял ее, вывел на кухню, усадил на табуретку, дал в руки пустую пластиковую миску. У Нади тут же начались болезненные спазмы, но освободить желудок не удалось. Сергей переждал приступ, придерживая ее за плечи, потом вложил в трясущиеся руки кружку с водой.

— Пей маленькими глотками.

— Не могу.

— Прошу тебя, не бойся. Хуже не будет, боль уйдет. Скажи, моя радость, а когда у тебя были последние месячные?

— В конце ноября, перед поездкой в Алушту.

— А сейчас уже январь вообще-то. Давай, пей потихоньку…

Надя стала через силу пить, холодная вода чуть приглушила дурноту, в голове прояснилось. В кухню вошла мама, обеспокоенно спросила:

— Что с Надей?

— Ничего страшного, Галина Борисовна, сейчас ей будет легче.

Мама резко протянула к дочери руки, Наде на секунду показалось, что она собралась оттолкнуть Сергея. Но он не дал теще подойти, крепко прижав жену к себе и заслонив ее. Надя, тяжело дыша, подняла измученные глаза на мать. Та побледнела.

— Господи, доча, надо вызвать «скорую»!

— Не надо никакой «скорой», сейчас ей станет легче, — Сергей ответил категорично, не заботясь о церемониях, ему уже было не до них.

В этот момент Надя, согнувшись от невыносимой боли, с облегчением освободила желудок.

Если бы не Сергей, она упала бы, но он, не выказывая отвращения, деликатно удерживал ее, не мешая тому, что с ней происходило, — будто давно привык ухаживать за тяжелобольными и нисколько не тяготился этим. Мама сдавленно охнула и прижала руки к лицу, округлившимися глазами наблюдая за дочерью. Когда все закончилось, Надя обессиленно облокотилась на мужа, из глаз ручьем полились слезы.

— Галина Борисовна, или вынесите миску, или придержите дочь, ей действительно нехорошо, — он сказал это с раздражением, как медсестре, испугавшейся вида крови.

Мама схватила миску, поспешно ушла в ванную. В кухне в одних семейных трусах появился заспанный отец. Сергей стал гладить всхлипывающую Надю по голове.

— Ну-ну, солнышко, сейчас будет легче. Давай еще воды. Надо попить.

Надя замотала головой, но он мягко и настойчиво повторил:

— Надо попробовать еще, милая, хоть немного. Поверь, я знаю. Это мучительно, но я рядом, ничего плохого с тобой не случится.

Отец неодобрительно спросил:

— Что здесь происходит?

— Надя чем-то отравилась, — мама подала Сергею вымытую миску.

— Только этого нам не хватало! — почесав пятерней затылок он, недовольный и помятый, ушел обратно в спальню.

— Галина Борисовна, идите отдыхать, мы сами. Ей надо расслабиться. Не бойтесь, я врач, в конце концов.

Раздосадовано пожав плечами, мама ушла вслед за отцом.

…Это была ужасная ночь. Надя пережила еще один жуткий приступ дурноты и, совершенно обессиленная, задремала. Открыла она глаза поздно, когда мрачное зимнее утро заглядывало в окно, и в скудном свете можно было различить очертания мебели. Сергей лежал рядом — ждал, когда она проснется, помог ей одеться. Они вышли на кухню, где семья Головенко уже давно завтракала. С отвращением отодвинув от себя горячие оладьи, Надя через силу выпила несладкого чаю. Родители, не глядя на них с Сергеем, возбужденно обсуждали, чем она могла отравиться. Отец беззлобно поругивал мать за то, что продукты были несвежие, она в ответ притворно возмущалась, обвиняя отца в клевете. Сергей молчал, не вступая в разговор, будто знал нечто, известное только ему. Лучше Наде после завтрака не стало, никакой речи о том, чтобы навестить бабушку, уже не было.

Город своего детства Надя покидала с громадным облегчением, словно сбегала от чего-то чрезвычайно сложного, чего не могла до конца осознать, чтобы простить и себе, и родителям. Ей было нехорошо. Всю обратную дорогу она дремала, прислонившись головой к окну. Сергей пытался уложить ее на заднее сиденье, но она категорически отказалась — ей очень хотелось чувствовать его рядом и, просыпаясь, видеть его сосредоточенное лицо. Думать о том, что он остался единственным близким человеком, о котором она еще, по сути, ничего не знает, было невыносимо. И все же эти мысли были успокаивающими, несмотря на то, что настроение после посещения родного дома было безнадежно испорчено, а ощущение новогоднего праздника исчезло без следа.

Ранний токсикоз накрыл Надежду с головой так же неожиданно, как и внезапная снежная буря, прилетевшая в раскисший от дождей город на следующее утро после их возвращения. Не в силах подняться с постели, она лежала пластом, с трудом преодолевая дурноту. Метель, так редко посещавшая Крым, в этот раз решила по-настоящему отыграться. Она яростно швыряла в окна сухую снежную крошку, и, казалось, пыталась выдавить стекла, утробно завывая в трубе. В доме было тепло, сухо, бесконечно уютно. По сравнению с этим уютом происходящее за окнами напоминало чуть ли не конец света, заставляя вздрагивать от особенно резких порывов ветра.