Когда боги смеются
Шрифт:
– Тебе легко говорить, - Света вздохнула и слегка изменила позу так, что юбочка поднялась еще выше, почти до неприличия обнажая округлые бедра.
– Если бы все было так просто!
– А что тут сложного? Поговори со своим директором, я уверен, что он тебя поймет.
– Он-то, может, и поймет, у него и так уже денег много, а остальные? А я? На что мы жить-то будем? Если мы как бы не будем выходить на площадку, то с каких бабок Папа нам зарплату будет платить? Если бы речь шла о том, чтобы пропустить одно-два выступления, тогда ладно. Но ведь неизвестно, сколько времени менты будут его ловить, этого придурка. А если год? Мы же с голоду все помрем, пока дождемся.
– Ну, положим, не все так трагично, - возразил Павел.
– Мальчики твои могут продолжать выступать, только уже с другой солисткой. Костюмеры-гримеры
Вот оно! Ей удалось-таки вывести разговор на нужную дорожку! Сейчас важно ничего не испортить, не сказать лишнего и не забыть нужного. Момент очень ответственный, Павел сам сделал первый шаг, он готов предложить ей материальную помощь в обмен на... В общем, понятно, в обмен на что. Но деликатный - ужас просто! С такими деликатными труднее всего, надо тщательно прятать естественный в таких ситуациях цинизм за обтекаемыми интеллигентными формулировками. Ее еще Володя этому учил, клал перед ней текст какой-нибудь пьесы и буквально по слову, по букве разбирал вслух. "Видишь, он (или она) говорит так, а по смыслу, по всей логике поведения, по драматургии на самом деле имеется в виду совсем другое. И задача актера в этом случае - произнести текст так, чтобы было убедительно для другого персонажа, и в то же время так, чтобы подтекст был ясен для зрителя". Сначала то, что он объяснял, казалось ей слишком заумным, но постепенно Светлана научилась понимать и чувствовать актерскую игру, стала разбираться во всех тонкостях и нюансах. Ах, Володя, Володя...
– Наверное, ты прав, - медленно начала она, тщательно выбирая слова и глядя прямо в глаза Павлу, - но есть еще один момент... Даже не знаю, как сказать... Может, это как бы прозвучит глупо, или вычурно, или еще как-то... Но понимаешь, я не могу бросить сцену. Наверное, я кажусь тебе легкомысленной и пустоголовой бабочкой, для которой как бы безразлично, чем заниматься и чем зарабатывать на жизнь, лишь бы деньги давали, да?
– Ну что ты, Светочка, - запротестовал Павел, - я ничего такого никогда о тебе не думал.
Она упрямо помотала головой и поменяла позу, спустив ноги с дивана и слегка наклонившись вперед. Павел сидел в кресле, откинувшись на спинку и положив ногу на ногу, и ритмично постукивал карандашом по стеклянной столешнице. Его рука была достаточно близко, чтобы можно было до нее дотянуться, не меняя естественности позы. Светлана накрыла его кисть ладонью и тут же заговорила снова, чтобы ее жест выглядел не нарочитым, а словно бы продолжением и неотъемлемым элементом того, что она собирается сказать. Только бы не запутаться в словах, которые она продумала заранее и неоднократно проговаривала про себя.
– Я не могу не петь, Павлик. Ты же знаешь, какой жизнью я живу. Оля меня все время как бы попрекает, мол, трачу время без толку, пьянками-гулянками увлекаюсь и все такое. Она просто не понимает, что мы все так живем, и если я стану как бы вести себя иначе, меня не поймут, меня отвергнут, будут считать чужой. В нашей среде так принято, и для меня очень важно, чтобы меня принимали, не отвергали, иначе я останусь совсем одна. У меня ведь никого нет, только родители, и то в другом городе. На самом деле я как бы очень одинока, а все, что ты видишь, я имею в виду мою жизнь, это все как бы показное, вынужденное. Сцена - моя единственная отдушина, мои выступления - это все, что у меня конкретно есть. Если бы у меня было что-то еще, что заняло бы мое сердце, стало как бы частью меня, я бы отказалась от пения. Но ведь у меня как бы ничего больше нет, ни любви, ни настоящих друзей. Только сцена. И если я сейчас перестану выступать, пусть даже временно, то с чем я останусь? Я же реально с ума сойду от пустоты. Если бы кто-то мог эту пустоту конкретно заполнить...
У Светланы было такое ощущение, что она наконец перешла зияющую пропасть, двигаясь крохотными, медленными, выверенными шажками по тоненькой дощечке так тяжело дался ей этот монолог, где приходилось следить за каждым словом, и более того, находясь в середине одной фразы, мысленно готовить следующую. Павел внимательно смотрел на нее, и ей показалось, что
– Кажется, я все делаю правильно. Господи, только бы не сорвалось!"
– Мне кажется, я знаю, как тебе помочь, - серьезно произнес Павел.
– У меня есть предложение, только я не знаю, как ты к нему отнесешься. Можно...
Его прервал телефонный звонок. Павел резко отнял руку и потянулся к трубке. От досады Светлану даже в жар бросило. Ну надо же, в самый неподходящий момент. Придется снова искать повод прикоснуться к его руке. Она опасалась, что изобретательности может не хватить, слишком много умственных сил ушло на последнюю часть разговора, и сейчас, когда Павел так явно начал поддаваться, она слегка расслабилась, решив, что самое трудное позади. Светлана прислушалась. Хорошо бы оказалось, что это звонит Оля с объяснениями, почему она не придет раньше двух часов ночи. Ни одному нормальному мужику это не понравится, даже если он свою жену ни в чем плохом не подозревает, псе равно такие звонки вызывают досаду и недовольство. А досада на жену и недовольство ее поведением - это мощное подспорье в осуществлении ее замысла. Вот было бы кстати! Но это, похоже, не Оля. Да, это не она. Это ее мать, теща Павла. Интересно, как он будет объяснять мамаше отсутствие дочери дома в десятом часу вечера? Можно заодно и узнать, что Ольга напела своему благоверному насчет неотложных дел на ночь глядя. Ах, она на банкете по случаю третьей годовщины какой-то фирмы! Нет, не той, где она работает, а какой-то другой, с которой ее фирма тесно сотрудничает. Ну понятное дело, ни одна уважающая себя контора не работает в безвоздушном пространстве, она по разным вопросам сотрудничает с кучей самых разных фирм, а у этих фирм каждый год бывают "дни рождения". И проверить невозможно, и не верить нет оснований, и запах вина и приподнятое настроение после таких банкетов подозрений не вызывают. Так можно годами мужу голову дурить, и он ни о чем не догадается. Но сегодня уверенность Павла в добропорядочности своей жены Светлане совершенно не нужна. Не хватало еще, чтобы он сделал девушку своей любовницей и целыми днями ныл о том, как он виноват перед Ольгой. На крайний случай можно ему намекнуть на похождения супруги, рассказать о встрече в магазине. Нет, еще не время. Это только на самый крайний случай.
Павел закончил разговор и повесил трубку. Светлана напряженно ждала, когда он продолжит начатую фразу о том, как ей помочь. Она была уверена, что он собирается предложить ей именно то, чего она. собственно, и ждет. Вопрос только в том, хватит ли у него решимости сказать об этом сразу, или он начнет трусливо тянуть и мямлить, ожидая, пока она сама не произнесет нужные слова. Она знала эту манеру некоторых мужчин вынуждать женщину первой делать шаг, чтобы потом с ясными глазами говорить ей: "Ты сама этого хотела, ты сама это преложила". Нет, на такую уловку Светлана не попадется, она уже ученая. Павел по-прежнему молчал, о чем-то задумавшись.
– Ты сказал, что знаешь, как мне помочь, - робко напомнила она.
– А?
– Он тряхнул головой, словно отгоняя какие-то мысли.
– Ах да. Извини, я отвлекся. У тещи возникли проблемы, я тут прикидывал, как их решить. Так о чем ты спрашивала?
Светлане стало не по себе. Как это - о чем она спрашивала? Он что, вообще выпал из ситуации? Он уже все забыл? Стоило вклиниться какой-то дурацкой теще со своими идиотскими проблемами, и проблема самой Светланы отошла на задний план? Еще чего не хватало! Ей казалось, да что там казалось, она уверена была, что за мгновение до этого проклятого телефонного звонка Павел готов был сказать те слова, которые она из него так мучительно выбивала. Неужели она ошиблась? Да нет, ну нет же, не может этого быть! Он скажет, он все скажет, надо только чуть-чуть помочь, слегка подтолкнуть его.
– Ты сказал, что знаешь, как мне помочь не оказаться одинокой, если я перестану выступать.
Черт, голос-то как дрожит! И чего она так разволновалась? Как будто сдает самый важный экзамен в жизни. И никакой это не экзамен, просто обычный мужик, которого нужно затащить в постель и привязать к себе. чтобы деньги давал, вот и все.
– Да, сказал. Я, собственно, вот что имел в виду...
Павел снова умолк и отвел глаза. "Ну давай же, давай, говори, ну сколько можно тянуть!" - подумала Светлана, с трудом проглотив рвущиеся наружу слова.