Когда боги спали
Шрифт:
Бадави поклонился, трепеща.
— Прошу вас, — сказал он. — Я вовсе не собирался никого задеть.
Сарн не обратил никакого внимания на этот диалог. Он разглядывал широкую дорогу. Дорогу, протоптанную в крепкой каменистой почве веками путешествий по ней. Он устремил взгляд к заснеженным горам, размышляя, насколько богатой добычей может стать этот караван.
Словно прочитав его мысли, Бадави сказал:
— Я думаю, караван идет из Каспана. — Он указал на северо-запад, в том направлении, где приблизительно располагался Каспан. — Хозяин каравана несомненно ведет его
Гифф прислушивался со вниманием, понимая, что торговец лошадьми говорит правду. Плюс к этому его восхищала еще одна вещь.
Он щелкнул когтями, привлекая внимание Сарна, и затем просто сказал:
— Ну теперь-то с ним все закончено?
Бадави изумленно уставился на него:
— Что вы хотите этим сказать?
Демоны не обратили на него никакого внимания.
— В общем, я не вижу, чем он еще может быть нам полезен, — сказал Сарн. — Мы нашли то, что хотел король Манасия, и то, что нужно нам. Как только захватим караван, можно возвращаться домой.
— Так с кем покончено? — не отставал Бадави. — О ком вы говорили, господа?
— Ты обещал мне, что я могу убить его, — подчеркнул Гифф.
— Вы имеете в виду меня? — спросил Бадави. И вновь заплакал. — Только не меня, — захныкал он. — Вы не обо мне говорили!
Сарн снял с когтистой лапы огромное кольцо, украшенное драгоценным камнем, и бросил Гиффу, который подхватил его на лету.
— Я выкупаю свое обещание, — сказал Сарн. — Он меня устраивает больше, чем тебя. Скажем так, что я еще не совсем возненавидел его. — Он обнажил клыки. — Да потом это и плохо для здоровья демона так поворачивать события.
— Я готов на все, господин, — хныкал Бадави. — На все.
Гифф раскатисто рассмеялся и надел кольцо на палец.
— Обещание возвращено, — сказал он.
Сарн заставил скакуна подойти ближе к хнычущему Бадави. Скакун отвернул морду в сторону, не вынося человеческого запаха. Он даже фыркнул, но Сарн успокоил его, ударив каблуком по ребрам.
— Посмотри на меня, человек, — сказал демон.
— Нет, нет, я недостоин смотреть! — завопил Бадави, пытаясь отползти.
— Я сказал, посмотри! — взревел Сарн.
Бадави съежился на земле, словно крик демона обладал силой удара. Затем медленно поднял глаза. На него сверху пристально взирали огромные желтые глаза. Сарн взмахнул рукой, и тело торговца лошадьми внезапно напряглось. Оно не слушалось воли Бадави, хотя тот не потерял возможности думать и испытывать страх.
— Не бей меня, господин, — пронзительно воскликнул он.
— Я и не собираюсь, человек, — ответил Сарн. — Я не хочу пачкать руки твоей трусливой кровью. Нет, ты умрешь той смертью, которую заслуживаешь, человек. Смертью, которую изберут для тебя боги. Пока же они не внушили такой мысли моей голове.
— Прошу тебя, господин! — взмолился Бадави.
— Молчать! — рявкнул
Бадави оцепенел.
— Возьми этот нож, — сказал Сарн, протягивая ему изукрашенный кинжал. Пальцы Бадави помимо его воли разжались, и он взял нож.
Сарн указал на землю.
— Рой себе здесь могилу. Да рой поглубже, чтобы ничего не подозревающий шакал не отравился твоим разложившимся трупом. И рой пошире, чтобы она вместила всю твою раздувшуюся тушу.
Подобно послушным часам, Бадави встал на четвереньки и принялся рыть.
— Когда сделаешь это, человек, — сказал Сарн, — залезай в могилу и режь себе живот. И я хочу, чтобы ты делал это медленно. Чтобы в полной мере изведать боль.
Мозг Бадави вопил:
«Нет, нет, я не должен этого делать!»
Но он продолжал копать, вгрызаясь в землю ножом и отгребая почву и камни окровавленными пальцами. Он был не в состоянии замедлить работу, не говоря уж о том, чтобы вообще остановиться. И он понимал, что как только остановится, то тут же примется исполнять последнюю часть приговора Сарна. Как и приказано, он сам покончит с собой — медленно и мучительно, как только дух вытерпит.
Его посетила безумная мысль. Все из-за верблюда. Именно тогда удача впервые отвернулась от него. Когда он из-за любви к верблюду похитил приданое дочери.
«Но он же был таким прекрасным животным, мой Сава, — подумал он. — Таким белым, таким белым…»
Белым, как снега Божественного Раздела.
В последующие несколько дней Ирадж несколько раз возвращался в пещеру. Он уходил один, никогда не рассказывая о своем намерении и ни о чем не говоря по возвращении. Но каждый раз, возвращаясь, он словно становился выше, ступал все более уверенно, в глазах появлялось все больше властности.
Сафар побывал там затем только один раз, и тоже в одиночестве. Однажды поздно вечером он размышлял о кошмаре с танцорами, погибшими от вулканического извержения. После того как он успокоился, а мысли прояснились, он вспомнил о находке, сделанной им в пещере во время одного из прошлых посещений. Убедившись, что Ирадж спит, он отправился в пещеру, в тот зал, где на каменной полке стояли старые кувшины. В углу лежали осколки разбитого горшка, которые привлекли его внимание из-за древних символов, изображенных на них. Он разложил черепки на полу, пытаясь собрать их в соответствующем порядке.
Рассматривая сложенную головоломку, Сафар поднял факел повыше. Но на этот раз его внимание привлекали не символы, а сам горшок. Он представлял собой округлый кувшин в форме глобуса с единственным небольшим отверстием для затычки. На этом шаре были изображены основные части света, включая океаны и четырех гигантских черепах, несущих на себе сушу. Вот здесь, в Средних морях, располагался Эсмир — что на древних языках означало просто суша, или земля. К северу лежал Ароборус, край лесов. К югу — Раптор, край птиц. Последней оставалась Хадин, земля огня. Сафар с большим вниманием разглядывал черепки, формируя горшок в уме. На этом глобусе Хадин располагалась на другой стороне земли — прямо напротив Эсмира.