Когда цветут камни
Шрифт:
Какое это было облегчение! Смелый тактический прием — держать противника на расстоянии броска гранаты — выбил из рук немецких генералов главный козырь войны — авиацию! А что было до этого? Фашистские летчики давили, крошили, рвали в клочья наспех построенные оборонительные сооружения. Вслед за бомбовым ударом на окопы наползали танки, сопровождаемые пехотой, и оставшиеся в живых защитники разбитых позиций откатывались назад, на новые рубежи. Казалось, этому не будет конца. И гибли, гибли люди. Только в боях на дальних подступах к Волге, на степных холмах, пулеметный взвод Корюкова потерял больше половины пулеметчиков — четырнадцать из двадцати шести. Могли
Там, на Волге, где горели земля и камни, в руинах истерзанного города были подрублены корни побед гитлеровской стратегии.
И сейчас, вспомнив первую встречу с Бугриным, Максим Корюков уже забыл о палке, которой угрожал ему Бугрин, а думал о нем, как о человеке, у которого война как бы оголила нервы. При этом бывает часто «короткое замыкание», получается вспышка, но, чтобы не схватиться за пистолет, генерал хватается за палку. Нервы есть нервы. Бугрин живой человек, и война есть война.
Батальон снова остановился. Танки рассредоточились, автоматчики и пулеметчики залегли вдоль дороги.
Наконец пришел момент, когда Леня сможет перезарядить снайперку. Правда, позиция невыгодная — низина, обзор неважный. Продвинуться бы еще на километр вперед, да опоздали, нельзя. Там, на опушке леса, появились немецкие броневики. Штук десять.
Вскоре от броневиков отделилась группа мотоциклистов.
«Это, наверно, разведчики. Приняли нас за немцев. Хотят узнать, какая часть отступает…» — смекнул Леня. Он уже начал разбираться в существе происходящего.
Лежал он рядом с Медведевым на бугорке, за кучей гравия.
— Не торопись, наводи на башню головного броневика. Там сейчас обнаружится цель, — наставлял его Медведев. — На мотоциклистов не обращай внимания, их наши пулеметчики снимут.
Леня навел снайперку на башню головного броневика, но, не обнаружив никакой цели, опустил ствол чуть ниже.
— На башню, на башню наводи, — еще раз предупредил Леню Виктор Медведев. Ему, видно, очень хотелось, чтобы его ученик открыл личный счет именно сейчас, под его руководством. Свою винтовку он держал в одной руке. — Внимание…
Над башней показалась голова. Леня попытался поймать ее на перекрестке оптического прицела. Указательный палец мягко лег на спусковой крючок. Но… цель скрылась.
— Прозевал, — уже сердито сказал Медведев.
— Еще раз появится, — успокоил его Леня.
— Едва ли.
В это мгновение по мотоциклистам ударили пулеметчики, а броневик, за которым следил Леня, развернулся и умчался назад… Лишь клубы копоти остались на том месте, где только что был броневик.
Все это произошло так быстро, что ни Виктор Медведев, ни лежащие в засаде гвардейцы не успели оценить значение момента.
— Вроде важная птаха была.
— Не птаха, а целая ворона.
— Хватит вам, в другой раз он не прозевает, — заступился за Леню Медведев.
— Вы, снайперы, метко бьете по привязанным целям. Следующий раз я ему помогу: сбегаю, привяжу фашиста к дереву, тогда пущай бьет, — не унимался гвардеец, лежавший правее Медведева.
В небе появились две стаи немецких истребителей, одна из них снизилась над залегшим батальоном.
— Воздух… Воздух… — затарабанили по броне сигнальщики.
Наших истребителей пока не было видно. Как ни странно, но авиаторы отстали от наземных войск. Они просто не могли угнаться за танкистами и пехотинцами, их задерживала перебазировка аэродромов. Поэтому последние три дня в небе все реже и реже появлялись наши истребители. Зато все чаще и чаще, порой из-за спины наступающих частей, взлетали немецкие.
Корюков немедленно связался по радио с представителем авиачасти при штабе дивизии. Тот ответил: «Все соколы на прикрытии колонны главных сил».
И гвардейцы вынуждены были отбиваться от «мессершмиттов» ружейно-пулеметным огнем.
Немецкие летчики, пикируя почти до самой земли, строчили из пулеметов. Они делали все, чтобы не допустить преследования броневиков. Сбрасывая бомбы и обстреливая танки зажигательными снарядами, немецкие летчики, казалось, готовы были сесть на стволы танковых орудий. Послышались стоны раненых.
«Гады, жалят и сами гибнут», — с негодованием подумал Корюков, наблюдая за тем, как воспламенились два «мессершмитта». Они напоролись на огонь пулеметов, установленных на турели у танков. Однако это не ослабило рвения фашистских летчиков, а, наоборот, привело их в бешенство. Они тройками, пятерками бросались в пике и строчили по танкистам и залегшим пехотинцам длинными очередями.
«Где же наши истребители? Поднимать батальон сейчас нет смысла. Атаковать пустую дорогу… Не успеют выбежать стрелки из засады, как штурмующие самолеты ополовинят батальон, а впереди еще много укреплений, впереди еще Берлин». Максим Корюков почему-то был глубоко уверен, что его батальон будет штурмовать столицу фашистской Германии.
Наконец-то появились наши истребители. Немецкие асы увлекли их в сторону. Завязался воздушный бой:
— По машинам!..
К исходу восьмого дня наступления Бугрину стало ясно, что задача, какую поставило перед войсками 1-го Белорусского фронта Верховное Главнокомандование на берлинском направлении, решается успешно. Овладев городами Радом и Лодзь, армии вышли на широкий маневренный простор. Приближались события более грандиозного масштаба: переход границ собственно территории Германии, форсирование Одера и захват плацдармов на его западных берегах, которые будут нужны как трамплин для прыжка к Берлину.
Одновременно разведка доносила, что отступающие войска немцев скапливаются в Шнейдемюле, Познани, Бреслау. Гитлер приказал оборонять эти города всеми силами, если даже они окажутся в окружении.
В этот день Бугрин был неумолимо строг и требователен к своим войскам. Если бы наступающие полки и дивизии мчались по Польше со скоростью курьерского поезда, то и тогда он не похвалил бы их за такой темп. Похвали — и успокоятся, а успокаиваться в наступлении опасно. Он считал, что главное в тактике — стремительность. Форсировала дивизия речку — хорошо, но этого мало, надо продвигаться вперед. Обошли полки промежуточные пункты обороны противника — отрадно, но останавливаться не следует, надо продвигаться вперед. Вышли батальоны на маневренный простор — теперь не задерживайся: вперед и вперед! Он торопил войска, чтобы не только обогнать отступающих, но и самым фактом стремительного движения приблизить дело к развязке.