Когда дует ветер
Шрифт:
Через какое-то время Рунат, изловчившись, резанул Гроха по шее, но тот будто и не почувствовал боли, а только сильней разъярился. Встряхнув головой, набычился, и продолжил наступление.
Схватка приближалась к кульминации. Рунат отступал. Он получил еще одно ранение, теперь уже в левое плечо, и его дела стали совсем плохи. Грох провел очередной выпад, и Рунат оказался почти прижатым спиной к первым рядам зрителей, среди которых находился и Павуш. Кто-то из воинов подтолкнул Руната в спину, навстречу противнику. Вождь замахнулся ножом, собираясь наброситься на брата, и вдруг по его глазам полоснул луч света, словно вождь взглянул
Поразив Гроха ножом, Рунат тут же отскочил в сторону. Он очень устал в ходе изнуряющего поединка и от потери крови, и боялся совершить какую-нибудь оплошность. Но вождь, похоже, уже не мог продолжать схватку. Он, выронив нож, схватился обеими руками за живот, покачнулся и рухнул на бок.
Над молухой прошел невнятный гул.
Задние зрители плохо видели то, что происходит в центре площадки, и потихоньку теснили передних. А те подступали все ближе, сжимая круг. Некоторые из гартов в ажиотаже уже зашли за линию жертвенных столбов. На Данула и Храна никто не обращал внимания — до них еще дело дойдет, а сейчас — такое творится!
Даже полудюжина воинов, составлявших условное оцепление, забыв про свои обязанности, ошеломленно наблюдала за развитием событий. На их глазах низвергали вождя, правившего племенем более десяти лет. И, главное, никто не понимал, кто этот смельчак. Какой-то седой старик, путник, что ли, неизвестно откуда появившийся… Ну, если вождь с ним начал драться, и колдун замолчал, наверное, все правильно. Имеет право старик драться. Но, все равно странно. Вон, даже аригу колдун запретил бросать вызов. А тот-то уж точно свой. Изменник, правда, хотел с лесовичкой убежать. Но свой. А этот кто такой?
Убедившись, что Грох почти не шевелится и выпустил нож, Рунат приблизился к поверженному брату-врагу. Близнеца обуревали смешанные чувства. Он понимал: судьба и жизнь создала между ним и Грохом настолько непреодолимые противоречия, что мирного решения не оставалось. Еще несколько мгновений назад налитые яростью глаза Гроха сулили Рунату неизбежную смерть. И если бы не помощь Павуша, направившего в глаза Гроха 'солнечный зайчик', на месте вождя уже лежал бы, истекая кровью, сам Рунат.
И все же сейчас, когда горячка схватки немного схлынула, Рунат не чувствовал к брату ослепляющей ненависти, позволяющей нанести смертельный удар. Он поднял глаза, словно пытаясь получить ответ на мучительный вопрос, не дававший ему покоя многие годы: как же так произошло, что родные братья стали смертельными врагами?
Лица, находившихся поблизости людей, расплывались и сливались в одну, почти неразличимую массу светлых пятен. Они выражали только два чувства: любопытство и недоумение, и взгляд скользил по этим пятнам, не встречая опоры, будто по кучевым облакам, отражающимся в неподвижной озерной воде. И вдруг — Руната как укололо. Что-то зацепило его взгляд и заставило вернуться, чтобы разглядеть лицо, а не пятно. Глаза немолодой черноволосой женщины, чуть приоткрытый рот, застывший в немом вопросе, свидетельствовали о совсем иных чувствах: в них Рунат ощутил страх, боль и ошеломление.
Он не мог узнать лицо Ариды: слишком мало и давно он общался со своей невестой, и память ничего ему не подсказывала, но подсказало сердце. Оно перешло на такой рваный и учащенный ритм, что Рунат едва не задохнулся. А может, это кровь, вытекавшая из двух ран, заставила сердце едва не выскакивать из груди?
Рунат покачнулся и замер над Грохом, сжимая в ладони окровавленный нож. И в этот момент к ним подскочил Ирас.
Колдун находился на грани умопомешательства. После невероятного, почти мистического возвращения Руната, которого Ирас давно считал мертвым, сознание колдуна начало мутиться. Безусловно, сказалось и то, что Ирас перегрелся на ярком солнце, и злоупотребление допой, содержащей стимулирующие и галлюциногенные вещества, наложило свой отпечаток. Но главное заключалось не в этом.
Ведь тогда, пятнадцать лет назад, Ирас не удовлетворился тем, что выпустил стрелу в спину Рунату. Вернувшись в стойбище, он, тайком от старого колдуна, провел тайный обряд проводов души Руната в акуд. Принеся в жертву молодого козла, Ирас умилостивил Идола и Черуха, и с той поры пребывал в полном убеждении, что близнец мертв. После 'воскрешения' Руната сознание колдуна раскололось на две части.
Рациональная часть сознания говорила о том, что седой путник есть ни кто иной, как Рунат. Уж очень он походил на Гроха, хотя и постарел, и сильнее, чем брат, поседел. Да еще и наколка на груди, которую Ирас собственноручно нанес обоим младшим братьям при проведении обряда посвящения их в мужчины, подтверждала реальность происходящего.
Но мистическая часть сознания колдуна всячески противилась признанию очевидного, с точки зрения реальности, факта. Получается, что духи его обманули, сообщив о том, что приняли душу Руната в акуд? Сам-то Ирас постоянно обманывал других людей и, чего уж скрывать, хитрил и в общении с духами. Но чтобы его самого так провели? Это было слишком дурным и обидным предзнаменованием, чтобы в него поверить.
Пока шла смертельная схватка, колдун постоянно возносил молы духам, умоляя их лишь об одном, — чтобы они помогли Гроху уничтожить 'воскресшего' Руната. Несмотря на раздвоение сознания, Ирас четко и вполне рационально представлял себе последствия победы Руната. Кроме того, злопамятный Ирас никогда не забывал оскорбления, которое ему нанес Грох, и того, что он должен лично отомстить обидчику. Он только ждал, когда придет наиболее подходящее время для мести, лелея мечту сделать вождем своего подрастающего сына.
И вдруг многолетние планы и расчеты начали рушиться на глазах. Когда Рунат нанес Гроху разящий удар в печень, и тот рухнул на землю, в голове у колдуна все окончательно помутилось. Поняв, что через какие-то мгновения Рунат добьет Гроха, Ирас бросился спасать… нет, конечно же, не Гроха, а свою шкуру. Впрочем, ему-то казалось, что он спасает свою душу.
— Стой! — завизжал Ирас так громко, что его услышали даже любимые свиньи, находившееся в загоне, в нескольких сотнях метров от молухи.
Рунат опешил. Вид перевозбужденного колдуна с пеной по краям губ производил одновременно пугающее и отталкивающее впечатление. Растерялись и другие гарты, уже приготовившиеся наблюдать за последним актом драмы: перерезанием горла поверженного вождя.
— Стой! Не смей этого делать!
Ирас остановился с другой стороны тела Гроха, напротив Руната, и выставил вперед ладони. Но никакого дальнейшего плана действий взбудораженный колдун не имел.
Повисло напряженное и тягостное молчание.