Когда гаснут звезды
Шрифт:
— Слово «похищение» имеет чертовски большую силу.
— Эмили должна публично обратиться с просьбой о помощи, — говорю я. — Знаю, почему она в ужасе от медийного цирка, но у нее все еще есть голос, когда у большинства его нет. Миллионы и миллионы людей знают, кто она такая. Подумай о том, что такое внимание может сделать для Кэмерон.
— Мы не можем заставить ее. Она не готова, Анна.
— Это не из-за нее. — Я слышу, как резко повышается мой голос. Мое сердце начало сбиваться с ритма. — Мы теряем так много времени. У нас с самого начала должен был быть поисковый
— Ты хочешь сказать, что я облажался?
— Вовсе нет, — спешу сказать я. — Я виню семью. Это они умоляли тебя хранить все это в тайне. У Эмили не должно быть выбора, чтобы спрятаться.
Он тяжело вздыхает и вытягивает шею в сторону, пытаясь снять напряжение.
— Может быть, ты права насчет того, чтобы хранить молчание. Я должен был довериться своей интуиции в этом. Но ты должна немного отстать от Эмили, хорошо? Она не идеальна, но и не враг, Анна. Она просто мама.
— Я знаю.
— Черт. Ее жизнь просто пошла кувырком.
Я знаю. Глубоко в груди мое дыхание застревает на знакомом зазубренном крючке. Но Кэмерон — это то, что сейчас имеет значение.
— Может быть, у нас нет свидетелей или места преступления, — наконец говорю я, — но мы с тобой оба знаем, что жизнь Кэмерон в такой же опасности, как и жизнь Полли.
— Не каждый ребенок печатается на пакете с молоком, — категорично отвечает Уилл, его голос, казалось, доносится откуда-то издалека. — Некоторые просто исчезают.
Я слышу, как он продолжает злиться на Рода и мою нелояльность, но мне вдруг становится все равно. Я тоже злюсь.
— Это верно, Уилл. Но я не готова смириться с этим. А ты?
—
Нам требуется целая вечность, чтобы проехать через центр города. Движение стоит на месте без всякой видимой мне причины. Сейчас середина дня, слишком рано для часа пик, как будто в таком маленьком городке, как Петалума, есть что-то подобное. Мы все почти ползем.
Тогда я понимаю почему.
— Уилл, останови машину.
Только что был установлен баннер, натянутый между двумя уличными фонарями посреди бульвара Петалума. Большие рабочие лестницы все еще стоят поперек тротуара. Дюжина или больше детей и их родители высыпают на улицу, глядя вверх. В квартале впереди нас центральный светофор переключается на красный, и мы наблюдаем, как женщина в джинсах и расстегнутом плаще вылезает из своего «фольксвагена-жука». Затем следуют другие, заглушая двигатели, чтобы постоять на улице, уставившись на выпуклые разноцветные буквы-пузыри: ПОЖАЛУЙСТА, ВЕРНИТЕ ПОЛЛИ ДОМОЙ! С ЛЮБОВЬЮ, П. Дж. Х. С.
— О Господи, — говорит Уилл. Он припарковывает машину, и мы выходим, теперь часть того, что это такое, спонтанного собрания, безмолвной молитвы.
Это одноклассники Полли из младшей средней школы. Они нарисовали сердца и цветы, птиц и облака, шесть футов в высоту и сорок пять футов в длину, проносящиеся над улицей. Независимо от того, что произойдет дальше, это удивительно, что они сделали.
— 30-
Покидая Петалуму, мы следуем указаниям, которые заместитель Уилла, Леон Дженц, передал Уиллу по радио, огибая реку Петалума по шоссе 116, прежде чем срезать дальше вглубь страны, через пышные сельскохозяйственные угодья, а затем в винодельческую страну. Эмили сказала, что ее брат хорошо справился с собой, но когда мы проезжаем более коммерческую, китчевую часть города, пересекаем реку Напа и выезжаем на тропу Сильверадо, становится очевидно, что Дрю сделал гораздо больше, чем хорошо. Экстравагантные поместья сверкают, как драгоценные камни, рядом с такими известными винодельнями, как Stag's Leap и Mumm, их дегустационные террасы врезаны в склоны холмов с видом на миллион долларов. «Живописный» — не то слово. Это рай с ошеломляющей ценой.
Уилл насвистывает, когда мы проезжаем через закрытый вход в «Провизию», частный виноградник Дрю Хейга. Леон провел для нас небольшое исследование и узнал, что брат и невестка Эмили не разливают и не распространяют собственное вино, а просто продают виноград в долине и вокруг нее. Их продукт, по-видимому, пользуется всеобщим уважением, даже ценится, но очевидно, что их деньги были заработаны задолго до их успеха здесь. Изогнутая подъездная дорожка ведет нас мимо скульптурных кипарисов к особняку в греческом стиле с высокими колоннами, окружающими центральный двор. Это как Тара или Парфенон.
— Ты, должно быть, шутишь, — говорит Уилл со смешком.
Стойки и фронтоны главного дома кажутся заимствованными из греческой империи. Кремовая штукатурка тянется и тянется во всех направлениях, большая ее часть увита плющом. Возле огромного мраморного входа дремлют две стройные дирхаунды, едва замечая наше прибытие, как будто, как и все остальное, они являются исключительно декоративными.
Когда мы нажимаем на звонок, нас впускает ассистент в полосатом костюме с микрофоном на лацкане, похожий на охранника, скрещенного с директором по маркетингу.
— Подождите здесь, хорошо? — говорит она, вводя нас в библиотеку, устланную толстым ковром. Изготовленные на заказ вишневые полки сияют от пола до потолка, заполненные томами в твердом переплете и каталогизированными наборами, которые, кажется, были расставлены по цвету. В очаге пылает большой огонь, хотя еще только октябрь. Я чувствую это через всю комнату и начинаю потеть.
После того, что кажется неоправданно долгим интервалом, появляется Лидия Хейг в простой желтой футболке и комбинезоне, который можно купить в местном магазине «Farm & Fleet». Я делаю двойной дубль и наблюдаю, как Уилл делает то же самое, прежде чем представить нас. Чего бы мы ни ожидали, это не то.