Когда город спит
Шрифт:
Первое свидание с Дынником прошло благополучно. Моро точно подал все сигналы, о которых говорил Винтер, и Дынник пришел к нему. Моро разговаривал с ним сурово, немногословно, подчеркивая, что не потерпит никаких возражений. «Д-35» старался внушить Дыннику, что от него требуется безоговорочное послушание. Моро властелин, он отдает приказы, которые надо выполнять без рассуждений. Когда, по мнению Моро, во взаимоотношениях между ним и Дынником была установлена полная ясность, «Д-35» перешел к заботам о своем новом подчиненном.
— Вот
Дынник потупился. Рука его, лежащая на колене, дрогнула, и он засунул ее в карман брюк.
— Незачем задавать такие вопросы, не ваше это дело.
— Все, что касается вас, — мое дело, — настаивал «Д-35».
— Что ж, — Дынник как бы выталкивал слова, — если вам очень хочется знать, я скажу: не получил документов, как все, потому, что я не такой, как все… И вы тоже.
— Ну, это психология в духе вашего русского писателя Достоевского. Не стройте из себя кающегося грешника. Вы попросту струсили. На пункте народ, как русские говорят, дошлый, и они сумели бы выведать от вас то, что вы хотите скрыть. Пожалуй, с этой точки зрения вы правы: являться к ним не следовало… Итак, пока могу предложить вам только годичный паспорт. Он… он совсем как настоящий, но у вас есть пословица: береженого и бог охраняет. Не показывайте паспорт без особой надобности. Когда найдете жилье и хозяин потребует от вас документы, вы…
— Уже нашел жилье, — перебил Дынник. — В беседе с офицером части, в которую я попал на советской территории, мне удалось выпытать адрес его отца, живущего в Энске. Этот любезный офицер даже поручил передать папаше сыновний привет. Я все исполнил и попросил у старикашки временного приюта. Он, конечно, не отказал и ни о каких документах не заикнулся. Несколько недель я у него поживу, а там увидим.
— Правильно, — «Д-35» поощрительно улыбнулся. — Признаться, меня ваше жилье очень беспокоило. Если первые трудности улажены, приступайте к работе.
Моро приказал Дыннику узнать о Борисове все, что возможно: каков образ его жизни, когда он уходит из дому и когда возвращается, где бывает, а самое главное, постараться выяснить, где Борисов хранит свои бумаги, не берет ли чертежей из бюро домой.
— Э, нет, — решительно запротестовал Дынник. — Вы предлагаете начать форменную слежку за Борисовым, а его могут охранять. Охрана заметит меня, начнет, в свою очередь, следить за мной и сцапает. Спасибо за такое предложение.
Моро серьезно посмотрел на Дынника.
— Вы, может быть, и правы, но как поступить иначе? Пока мы не знаем о Борисове ничего, а, повторяю, должны знать все. Вам необходимо хоть однажды повидать Борисова, запомнить его в лицо. Надо иметь какие-то, пусть пока предположительные сведения о том, где он хранит чертежи. Иначе мы не сможем начать действовать.
Дынник заколебался.
— А вы сами не смогли бы последить за Борисовым? — спросил он.
— Нет, это исключено. Не забудьте, что я иностранец, человек приметный. Если я начну слишком часто появляться в районе бюро, ходить за Борисовым, это сразу бросится в глаза.
— Вы правы, — согласился Дынник.
— Наша профессия невозможна без риска, — убеждающе сказал Моро. — А в слежке за Борисовым я и риска особого для вас не вижу. Вряд ли у него есть охрана днем. Возможно, сторожат его квартиру и бюро.
Довод показался Дыннику веским. Не станет же Борисов ходить средь бела дня с охраной. А без «знакомства» с Борисовым не обойтись. Моро верно говорит: сейчас не знаешь, с какого конца браться за дело. Вообще ничего не знаешь. Рискнуть необходимо.
— Давайте условимся так, — предложил Дынник. — Я очень осторожно, не больше одного дня понаблюдаю за Борисовым, запомню его внешность. Что делать дальше — подскажут обстоятельства.
— Согласен.
…Сегодня Дынник должен доложить о результатах слежки. Насколько полными окажутся сведения, собранные Дынником, какую пользу принесут они, — эта мысль не давала Моро покоя. Он походил по улицам, посидел в пивной возле порта, заглянул в несколько магазинов. Совсем бесцельным это хождение нельзя было назвать. «Д-35» стремился чаще бывать среди людей, побольше слышать и видеть. Неплохо, если советские знакомые Моро или официальные лица заметят его гуляющим по городу или греющимся на солнышке в сквере. «Д-35» репутация бездельника не вредила.
Проходя мимо комиссионного магазина, Моро решил заглянуть и в него. Тут он увидел единственного покупателя.
Это был юноша лет двадцати, очевидно из числа тех, кого в этой стране окрестили кличкой «стиляга». Непременной принадлежностью «стиляги» в Энске были сильно набриолиненные и гладко зализанные назад волосы (у этого юноши — черные, чуть вьющиеся), тонкие усики, полубакенбарды, яркий костюм, ботинки на каучуковой подошве. Это было модно, и юноша, пришедший в комиссионный магазин, соблюдал моду тщательно.
Полное лицо его с досиня выбритыми и напудренными щеками выражало недоумение, капризную досаду.
— Вы должны были оставить, — возмущенно говорил он. — Что, вы не знаете меня? Типичное хамство.
— Очень сожалею, — ответил продавец и скорбно склонил голову. — Продали вчера. Подождите, через несколько дней подберем другой.
— Мне нужен именно тот галстук, настоящий холливудский, — юноша произнес это слово, как иностранец: «х» вместо «г» и сильно растягивая «л» и «у». — Для меня могли бы придержать на день.