Когда говорит кровь
Шрифт:
Когда поутру разведчики обошли окрестные селения, то нашли лишь пепел и обугленные остовы. Вместо сбора обещанной дани, проклятые дикари выскребли дочиста амбары, забили скотину, которую не могли забрать с собой, а потом подожгли свои дома и ушли в глухие леса, раскинувшиеся на многие и многие версты по обоим берегам реки, именуемой на языке тайларов Мисчеей.
Листарг их тагмы Элай Мистурия, сразу же приказал прочесать окрестные леса и предать мечу каждого пойманного варвара… да только с таким же успехом, он мог потребовать принести ему звезду или притащить Козлонога. Это была земля харвенов. Их лес. Тут они знали каждый кустик и каждое деревце и за все три дня, что тайларские воины шастали по лесам, они так не смогли найти ни варваров, ни следов их скота, ни амбарных запасов.
Конечно, для тагмы это было неприятным, а для листарга ещё и унизительным событием. Но больших проблем все же не создало – их обозы и так были полны пшеницей и ячменем, в реке водилась рыба, а леса вокруг были богаты на различную дичь, так что воины сразу занялись охотой. Но не прошло и одного шестидневья, как уходившие за мясом солдаты начали получать подарочки от местных. То тут, то там они попадали в ловушки. Сначала просто с кольями и шипами, а потом и с ядом…
В лагере все ждали, когда уже дикари осмелеют окончательно и от ловушек перейдут к настоящим нападениям. Ведь всегда можно залезть на деревья и истыкать стрелами заглянувших в их лес чужаков. Но пока им на это не хватало смелости. Пока не хватало.
Сам того не желая, Скофа с опаской посмотрел вверх, ожидая увидеть там неприметную тень с луком наготове. Но над его головой нависали лишь густые сосновые ветки, через которые пробивались серые пятна неба.
Солдат тряхнул головой, отгоняя воспоминания. Слишком глубоко он ушел в свои мысли. А в лесу, особенно в таком диком как этот, потеря бдительности могла обойтись слишком дорого и без всяких засад варваров.
Осмотревшись, старый солдат сглотнул подступивший к горлу комок. Впереди не было видно ни одного красного плаща. Все это время силуэты его спутников мелькали где-то впереди, но в какой-то момент он, похоже, так глубоко зарылся в свою голову, что просто перестал обращать на них внимание.
«Великие горести. Вот тебе и сходил на охоту»,– подумал солдат, напряженно оглядываясь по сторонам.
Лес вокруг был совсем глухим, и могучие сосны жались друг к другу, сходясь лапами-ветвями над его головой. Похоже, осторожность сыграла с ним злую шутку: он так боялся наступить в ловушку, что сам загнал себя в другую, не менее опасную западню, свернув не туда и слишком далеко уйдя вглубь этого чужого леса.
Конечно, можно было бы закричать и позвать на помощь. Вряд ли его спутники могли уйти далеко, да и его пропажу они уж точно заметили. Вот только услышать его могли не только собратья по оружию. Этот лес точно не был пустым. А что могли сделать харвены с пленным тайларином, он знал слишком уж хорошо. Да и о диче тогда можно было забыть. А возвращаться с пустыми руками ему хотелось в последнюю очередь. Их отряд должен был принести мясо для всего знамени – пятидесяти воинов, которых в противном случае ждет ещё один день на ячмене и морковке с остатками солонины.
Ещё раз оглядевшись по сторонам, он увидел в трех шагах по левую руку от него несколько сломанных совсем недавно веток кустарника. А ещё через пару шагов на коре сосны висела красная нитка. Скофа подошел к дереву и снял её, покрутив между пальцами. Вроде шерстяная. Может его спутники свернули именно здесь? Вон и папоротник дальше примят, словно на него наступили. Проклятье, лучших ориентиров у него все равно не было.
Пройдя чуть вперед, раздвигая руками колючий кустарник и ветки деревьев, он обнаружил небольшую тропинку, явно вытоптанную лесными зверями. Это был добрый знак. Такие тропки почти всегда вели к воде, а где водопой – там и добыча. Да и по руслу реки до лагеря точно можно было добраться. Неудивительно, что его друзья решили свернуть именно сюда. Похоже у него появился шанс догнать свой отряд, не распугав при этом добычу и не созвав всех харвенов в окрестностях.
А чем скорее он выберется отсюда – тем лучше.
В лесу воину всегда делалось не по себе. Особенно в таком – глухом и старом, который просто дышал враждебностью и угрозой. В его родных землях лесов было мало – все больше легкие хвойные или дубовые рощи, разделявшие бескрайние поля, холмы и редкие невысокие скалы.
Здесь же все было иначе. По этим чащобам можно было бродить днями, если не месяцами, без всякой надежды найти выход. Стоило лишь раз свернуть не туда, повернув от края в глубины, лишь раз потерять ориентиры, и гибель становилась почти неизбежной.
Этот лес хранил первобытную дикость и человеку, особенно такому как Скофа, тут было не место. Лес отвергал его, и воин постоянно чувствовал, как в его спину утыкается полный ненависти взгляд, от которого даже под теплым солдатским плащом кожу сковывал неприятный морозец.
Насколько знал Скофа, харвены верили, что в их лесах обитают духи-покровители: призраки сгинувших в болотах или заблудившихся путников, ставших добычей для зверей. По местным поверьям, погибшие в лесу становились его частью, и в новой жизни они стремились защитить и помочь живым – указать на кустарник полный сладких ягод или богатую грибницу, вывести на тропинку, отпугнуть хищников или выгнать на охотников дичь. Местные частенько оставляли им подношения на лесных полянах или больших пеньках – лоскутки пестрой ткани, бронзовые ножи или глиняные горшки с кашей, веря, что взамен те присмотрят за ними в лесу.
Существовали ли эти духи на самом деле или нет, Скофа не знал. Но даже если они тут и жили, то на него – пришлого чужака и завоевателя, их доброта явно не распространялась. Для них он был точно таким же врагом, как и для их живых сородичей. А потому, если его и ждали какие-нибудь дары от местных приведений, то они явно были чем-то вроде стаи волков, ямы или глубокой топи, в которую он непременно провалится.
Совсем рядом с ним неожиданно заскрипели ветки и заухала потревоженная птица. Скофа резко повернулся на звук, выставив перед собой копьё. Как человек, рожденный в городе и живший на земле давно покоренной человеком, он просто не привык к таким чащобам. Но рядом с ним никого не было. Похоже, просто ветка подломилась под грузом.
Вытерев со лба испарину, Скофа шепотом обругал себя за малодушие и страх и пошел дальше. Хоть за годы службы он повидал всякого, любой лес для него так и остался чужой и незнакомой стихией. Ему определенно пора было выбираться отсюда. Хоть с отрядом, хоть одному.
По его прикидкам река, у которой был разбит их лагерь, должна была находиться где-то неподалеку. Бродя в поисках дичи, они старались не уходить от нее слишком уж далеко. И Скофа готов был поклясться, что уже пару раз слышал, как вдалеке журчит вода, да и воздух с каждым новым шагом казался ему все свежее.
Даже если он и разминулся со своими спутниками, и та нитка принадлежала или прошлому отряду или вообще какому-нибудь дикарю, то дойдя до реки, он сможет по руслу выйти к лагерю.
Вытоптанная тропинка казалась безопасной, и Скофа ускорил шаг, перестав щупать землю древком копья. Лес вокруг тоже постепенно начинал меняться – деревья вокруг росли чуть реже и поодаль друг от друга, а над соснами стали преобладать ещё голые клены. Как раз таким лес ему и запомнился, в самом начале этого дня. Может, боги всё же решили явить свою милость? А что, не вечно же им насмехаться над старым солдатом.