Когда Хранитель слеп
Шрифт:
И Грею приходилось вместе с сестрой защищать мирных жителей Мэллона от своих же собратьев, хотя в детстве он мечтал объединиться со своим племенем. Он в красках живо представлял себе, как мощными скачками мчится стая сквозь лесные дебри, увлекаемая вожаком на поиски приключений, и невероятные мистерии дремучих чащ зовут их, суля бесконечное наслаждение свободой. Но знал он и другое: иногда в часы унынья то один, то другой из стаи завывал на полную луну, в плаче изливая тоску и одиночество, что томит их сердца все годы изгнания…
…Багрово-коричневое небо, с оранжевыми от сквозящих лучей солнца просветами, нависло над черным городом. Мрачно вонзались в небо острые шпили зданий. Ни единого порыва свежего ветерка.Раскаленный воздух душной пеленой окутал мертвые
Грей даже во сне знал, что это – Дрэймор, хотя он никогда там не был, и видел только ту страшную терновую стену, навеки разлучившую полуволчонка с отцом и матерью.
Где-то вдали послышался неясный шум. Вместе с ним на горизонте показалась зловещая темная волна. Она приближается, как вихрь, сметая, разрушая и поглощая собой все, что встречается на пути. Бормотание нарастает, превращаясь в грозный рокот. Теперь даже издали видно, что это – кипящая огненная лава, вздымаясь, как цунами, она с дикой скоростью несется к нему, и, кажется, вот-вот обрушится на Грея и выжжет его глаза… Но он поднимает руку, сжимая магический артефакт – сияющий глаз-бериалл, оправленный в витиеватое женское украшение… Словно прозрачная стена загородила его от пожирающей стихии! Чудовищное цунами остановилось у невидимой границы, с неистовством выбрасывая языки пламени и обволакивая все клубами черного дыма. И тут из кипучей лавы стало вылезать множество шевелящихся, как змеи, рук, и множество закопченных когтистых лап, которые потянулись к нему, угрожая затащить его в это адское месиво…
Грей мычал, подергиваясь, и, резко метнувшись в сторону, проснулся и в ужасе открыл глаза… Рука его по-прежнему что-то сжимала и с такой силой, что ногти впились в кожу. Он поднес к лицу сжатый кулак и разжал пальцы – ладонь его была пуста…
Столько лет прошло с тех пор, как они покинули Гринтайл. Шесть лет тогда ему было. Он уже забыл об этих событиях. И, наверное, не вспоминал бы, если б не эти сны, что тревожили его ночами – такие яркие и такие навязчивые, что невозможно было отмахнуться от них и не придать им значения. Этот ночной бред был так тесно связан с его прошлым и так неотвязно бередил его бодрствующее сознание, что Грей решил: эти сны – вещие, это знак ему свыше, указывающий его собственный путь. От таких сновидений юноша просыпался в холодном поту. Но были и другие сны, в которых не адская обитель, Дрэймор, а солнечный Гринтайл являлся ему, как самое прекрасное место на планете.
Грей стоял на холме и любовался развернувшейся перед ним панорамой города, утонувшего в пышной зелени садов: его прямыми и вьющимися улочками, старинной архитектурой, украшенной круглыми луковичками глав и острыми шпилями многочисленных башен… Он видел, как черная кошка разгуливает по черепичной крыше здания, залитой слепящими потоками света, и сам хотел быть той кошкой…
В такие минуты Грею нестерпимо хотелось попасть туда, услышать, как молодой и звонкий голос матери зовет его с увитого плющом балкона к обеденному столу, а ему, шестилетнему пострелу, разгоряченно гоняющему мяч во дворе с мальчишками, так не хочется отрываться от игры... Вечно занятый государственной службой отец мало занимался детьми, но когда у Нафара случались каникулы, он отправлялся с семьей на свою родину, в Гаварну, и тогда Грей и Моран вместе со взрослыми участвовали в охоте, учились определять по нюху звериный след, гнать и травить дичь, а иногда часами, не выдавая себя шорохом, высиживать в засаде.
Быть может, отец и мать сейчас там, в Гаварне, и они их ждут с сестрой...
Вереницы снов складывались в его голове в единую картину, и ему казалось, что все это был зов… зов судьбы, зов отца, который веками ждет его…
…На обветшалом троне со странными паучьими лапками восседал величественный старец. Трон и старик были так густо оплетены паутиной, что толстые паучьи ножки казались естественным продолжением этой древней регалии. Седые волосы и редкая борода электа были столь длинны, что свешивались до самых ног. И куда-то в космические дали был устремлен его неподвижный взор. И был этот взор до того тяжелым и гнетущим, что Грей физически ощущал, как холод многовековой печали пронизывает
Этот сон часто снился Грею. Кто он этот старец, взошедший на престол, юный волчкор не знал, но смутные догадки терзали его сердце.
И опять эта тронная зала, бередящая смутные воспоминания детства... Высокие сводчатые потолки и словно парящие в воздухе хрустальные люстры, мерцающие сотнями огоньками свеч. В конце залы – трон миэриты, знакомый с детства: с рельефным узором подлокотники и гнутые ножки престола в оправе из белого золота. Над синим бархатом высокой спинки взметаются два серебристых крыла… Но почему на нем не эфирно струящаяся миэрита, а этот старец – воплощение скорби и вечности?
Снилось Грею, что он не один стоит у подножия того странного трона, а их четверо – четверо друзей, прошедших долгий и опасный путь….
– На этой земле могла быть жизнь, но здесь все мертво, – горестно говорит полуволк окаменевшему от времени старцу.
– Мы не мертвые, мы – другие, – надтреснуто и хрипло отвечает ему древний элект. – Этот храм – все, что осталось от Гринтайла, это единственное, что не изменилось с тех пор.
Пока старец говорил, Грей внимательно вглядывался в его землистого цвета лицо, испещренное множеством глубоких морщин, и мучительно вспоминал, почему оно так знакомо ему.
– Папа? Папа, почему ты оставил нас? – со слезами вдруг произнес Грей, задавая вопрос, который мучил его почти всю сознательную жизнь .– Мы думали, ты погиб, а ты здесь.
– Для Гринтайла наступили тяжелые времена. Я выполнял свое предназначение. Каждый должен выполнить свое предназначение, – негнущимся, рассыпающимся голосом повторил Нафар. – Этот храм – остывшее сердце Гринтайла, и только камень бериалл способен вдохнуть в него жизнь. Тот же камень снимет заклятие и с твоего отца, сын мой, – проговорил элект, и тут же перед глазами Грея из лучистого потока воздуха выплыл образ-фантом дамской диадемы, в центре которого небесной лазурью сиял магический кристалл…
Грей нервно, не в силах унять возбуждение расхаживал по комнате их с Моран дома. Как же так? Нафар жив? Тогда почему же Грей до сих пор не вернулся в Дрэймор и не спас своего отца? Скорее всего, таэр Гринтайла в плену у Повелительницы Тьмы, той, что захватила их страну.
– Я должен пойти туда прямо сейчас! Столько времени потеряно! Чего же они с сестрой так долго ждали? Почему так медлили?!
Молодой алькор и сам не мог сказать, что это было: сон или галлюцинация… но все это было ошеломительно реально... Прежде он никогда не рассказывал Моран о своих видениях. Брат и сестра жили отрешенно друг от друга, и делиться своими душевными переживаниями было у них не принято. Агрессия сестры с детства ранила Грея, он боялся остаться непонятым и постепенно замкнулся от нее. А суровая, жесткая Моран никогда ни перед кем не открывала души. Не считала нужным. Он впервые рассказал сестре о своих снах. Не выдержал.
Сбылось то, чего давно со страхом ожидала Моран. Она всегда боялась, что когда Грей подрастет, он непременно захочет вернуться в Дрэймор, чтобы найти своих исчезнувших родителей. Но Моран не могла этого допустить! Потому что это глупая, бессмысленная затея! Она и так потеряла двух своих близких, решивших, что они достаточно сильны, чтобы противостоять Тьме! Теперь ее доверчивый, легко внушаемый брат решил в одиночку отправиться в это ужасное, гиблое место!
– Хватит! – закричала она. – Он уже давно не твой отец! Не называй его так! Он по собственной воле остался там, хотя мог уйти со всеми. И я теперь не хочу наивно спрашивать у него: как он мог?! Я уже не раз в мыслях задавала ему этот вопрос.