Когда исчезает страх
Шрифт:
Когда к Ширвису вернулось сознание, он ищущими глазами обвел палату и спросил:
— Где мама? Она ведь тут была?
Молодая сиделка, полагая, что он еще бредит, стала успокаивать:
— Она вышла… скоро придет.
— А Кирилл… Капитан Кочеванов сюда приходил?
— Не знаю, как их зовут. К вам много летчиков добиваются, но их не пускают.
— Что со мной было?
Девушка оглянулась и, понизив голос, стала с жаром рассказывать:
— Говорят, будто ранило до самого сердца, а вы все по небу летали, потом на озеро сели и не утопли. Вам за это Золотую Звезду Героя дадут, честное слово.
— А тебе это откуда известно?
— Ну как же! В газете пропечатано было. По фамилии, имени и отчеству величали… только про озеро не сказано.
— Еще кого из наших наградили?
— Разве всех упомнишь. Много было. Вы старшую сестру спросите, она все наизусть знает.
Но старшая сестра оказалась строгой и неумолимой.
— Больной, прекратите разговоры, — потребовала она. — Вам нельзя волноваться. Все узнаете своевременно.
Первыми к Яну в палату прорвались Хрусталев и Сережа Маленький. В куцых белых халатах и унтах они выглядели комично.
— Насилу впустили, — сказал механик. — Пришлось к главному хирургу обращаться. Хорошо, я с собой письма Бетти Ояровны захватил. Подействовало.
— Она знает, что со мной?
— Видно, догадывается, письмами и телеграммами бомбардирует.
— А ты, олух, конечно, ничего не ответил ей?
— А что я напишу? С мамашами надо деликатно. А я сам мало знаю… В окно к тебе не давали заглянуть.
— Сейчас же иди на почту и дай «молнию».
— Хоть секунду дай посидеть, — взмолился Сережа Маленький. — Я же месяц тебя не видел, а через пять минут нас обоих выгонят.
— Ян, — сказал Хрусталев, — мы главхирургу поклялись не волновать тебя. Разумеешь? Так что давай только на нейтральные темы разговаривать. Если хочешь о погоде, — могу сообщить: синоптики ничего хорошего не сулят. Нас на новую технику пересаживают. Довольно, говорят, на гробах летать. Двенадцать штук «ЯКов» дали. Ух, лихие машины! Дадим на них жару! Выздоравливай быстрей.
— Ладно, будет про технику. Ты лучше скажи, что с Кириллом?
Летчик с механиком растерянно переглянулись: «Вот так раз! Ян, оказывается, ничего о Кочеванове не знает».
— Видишь ли, он в тот раз на наш аэродром не вернулся… — начал изворачиваться Хрусталев.
Ян перебил его:
— Погиб?
— Определенно никто не знает, а предположения всякие. Моряки с катеров видели, что из облаков вывалился какой-то самолет и упал в воду. Обломков не осталось. Еще посты наблюдения сообщили, что самолет сгорел на ничьей земле. Но мы надежды не теряем. Я уверен: Кирилл вернется. Помнишь, как в тот раз: на него похоронную заготовили, а он пленного приволок. И сейчас где-нибудь по снегу тащится… Скоро наступление, мы его встретим.
— И Сережа Большой ждет. А у него предчувствие — будьте спокойны. Погоду лучше синоптиков предсказывает, — для пущей убедительности вставил механик.
— Зачем вы мне голову морочите? — с укоризной сказал Ян. — Без вранья не можете?
— Мы?.. Мы высказали единодушную точку зрения. Можешь проверить… Спроси хоть у замполита.
В эту минуту появилась старшая сестра.
— Товарищи летчики, ваше время вышло, — сообщила она. — Прошу не задерживаться.
— Есть, удаляемся, — поспешил ответить Хрусталев, словно обрадовавшись тому, что невеселый разговор можно прервать.
Засунув в тумбочку принесенные пакеты с фруктами, шоколадом и печеньем, гости козырнули старшей сестре и вышли в коридор, а там Сережа Маленький убежденно сказал:
— Выживет, по глазам вижу. Даст он теперь фрицам!
Выздоровление шло медленно. Правда, раны уже затянуло, Ян мог садиться, но левая рука почти не поднималась.
— Что с ней? — с тревогой допытывался Ширвис у хирургов, А те лишь пожимали плечами.
В госпиталь для консультации опять вызвали ленинградского профессора. Он осмотрел Яна, подвигал лохматыми бровями и сказал:
— Н-да, неприятность: мышцы нехорошо срослись. Придется их отделять. Скрывать не буду: операция препротивная. Готовы ли вы еще раз лечь на стол или будут возражения?
— Делайте что понадобится, — ответил Ян. — Я готов и три раза лечь, лишь бы обе руки действовали, иначе какой же из меня летчик и боксер?
— Вы еще и о боксе думаете? — удивился профессор. — Нет, батенька, о ринге забыть придется. И воевать вряд ли будете. Сердце не позволит.
— Но оно же у меня здоровое.
— Не только здоровое, а крепчайшее! Другой бы на вашем месте давно бы, как говорят моряки, концы отдал. И все же оно не железное. Лучше поостеречься. Перетруждать его после такого ранения не рекомендуется.
Вторую операцию Ширвису делали под местным наркозом. Ян лежал стиснув зубы и настороженно всматривался в сосредоточенное лицо хирурга, стараясь по движению бровей разгадать настроение профессора. Удачно ли тот действует?
И когда Яна укладывали после операции на носилки, он пошутил:
— Спасибо, профессор. Теперь непременно боксом займусь. Приглашаю вас на общегородские соревнования в Ленинграде.
Ян терпеливо переносил госпитальный режим, глотал лекарства, хотя ему осточертело лежать на койке, тянуло в полк.
Приходившие товарищи наперебой расхваливали полученные «ЯК-9», на которых была установлена скорострельная пушка. По их рассказам, эта стремительная машина легко обгоняла немецкие, была умна, послушна в управлении и чуть ли не сама сбивала противников. Против нее «харитоши» и «китти-хауки»— беззубые дедушки и бабушки. Друзья раззадоривали Яна, вызывая желание полететь на настоящей скоростной машине.
Даже малознакомые люди побывали у него в госпитале, а Зося не показывалась. Ее видели в Мурманске, кутящей с каким-то капитаном первого ранга, часто встречали на танцах в Доме офицеров.