Когда исчезает страх
Шрифт:
— Ладно, давай на старт. Внимание… Пошла!
Произнося последнее слово, Кальварская включила секундомер.
Первый круг Ирина пробежала ровным, размашистым шагом и показала время почти такое, какое было у Зоей на недавней прикидке. Во втором круге она не сбавила скорости хода. Правда, ее бег был не таким эффектным, как у Зоей, но удивительно легким и спорым. Порой казалось, что летчица почти не касается земли.
«Руками слабо работает, — заметила Кальварская и тут же с опасением подумала: — Но если потренировать, она кого угодно обгонит. Гарибан прав, я должна остерегаться».
Когда Большинцова пересекла черту финиша, Кальварская не остановила секундомера: она дала стрелке пройти еще некоторое расстояние по кругу, затем нажала кнопку и, не взглянув на циферблат, отдала секундомер Ирине. Смотри, мол, сама.
Увидев, сколько времени затрачено на пробег, летчица огорчилась.
— Брошу, — сказала она. — Нет смысла тренироваться. На второй разряд не вытяну.
— А ты попробуй себя на других дистанциях, — посоветовала Зося. — Я помогу.
— Зачем? У меня есть специальность, я не стремлюсь в чемпионки.
— Мне было бы приятно с тобой выступать, — как бы сочувствуя, продолжала Зося. — Я ведь очень хорошо отношусь к тебе. Ты не сердишься на меня за Яна?
— Нет, можешь осаживать его сколько угодно. Яну это полезно.
В воскресенье в «Солоп» неожиданно приехал Сомов.
— Ну, Кирилл, танцуй! — сказал он. — В райкоме не только согласились отпустить тебя, но и сами взялись устроить на рабфак.
— Как же вам удалось?
— Видно, еще не потерял огня. Агитатор старой закваски. Так что кончай санаторную жизнь, недельки две-три я с тобой поработаю.
— Узнав, что Кирилл собирается уезжать с Сомовым, Ирина подбежала к ним и попросилась:
— Захватите и меня в город. Делать мне тут больше нечего.
А Зося явно огорчилась. Отозвав Кирилла в сторону, она по-детски надула губы и обиженно сказала:
— Как вам не стыдно так скоропалительно уезжать? Останьтесь хотя бы на несколько дней.
— С удовольствием, но за мной приехали, ждут дела.
— Дела всегда будут ждать. Ну, ради меня, — потупясь, попросила Зося. Она знала, что такая просьба действует неотразимо. — Что вам стоит?
Кирилл растерялся. Ее игру он принимал за девичью откровенность.
— Мы встретимся в городе, — предложил он. — Хотите, я приеду за вами?
— Нет, я загадала… Вы не должны уезжать, — настаивала она. — Неужели здесь вас ничто не удерживает?
— Видите ли, в моей жизни должны произойти перемены. Вы уже кончаете институт, а я только начну. Все решится завтра и послезавтра. Я не могу пропустить еще год.
— Хорошо, тогда дайте слово: как только закончите дела — вернетесь к нам.
— Но у меня путевка кончится.
— Пустяки. Будете жить в охотничьем домике, куда и я смогу заглядывать. Неужели вас не прельстит шелест камышей, романтика леса?
— Боюсь, что перевесят обязанности.
— У-у, какой скучный! Так сухарем можно стать. А я почему-то представляла себе Кочеванова волевым, смелым, решительным.
«Эх, теряю такую девушку», — подумал Кирилл и, после некоторых раздумий, пообещал:
— Попытаюсь, может, удастся удрать хотя бы на день-два.
На прощание Зося задержала его руку:
— Смотрите, я жду. Каждый день буду бегать к озеру.
Глава седьмая
В городе у Кирилла опять начались суматошные дни: надо было сдавать дела в райкоме, готовиться к занятиям на рабфаке и каждый вечер бывать в боксерском клубе. Сомов требовал отработать боевые приемы так, чтобы они выполнялись непроизвольно, автоматически.
— Мозг освободи для разгадывания противника, и тактических находок, — говорил он.
Дядя Володя придирчиво проверял умение Кирилла быстро уклоняться, превращать удары противника в скользящие и тут же переходить в наступление.
— Главное, не теряй самообладания, — учил он. — Нам с тобой надо побеждать выдержкой и ловкостью. Никакой горячности!
Глебу Балаеву не нравилось, что Кирилл столько времени отдает тренировкам.
— Смотри, если из-за бокса завалишь учебу, пощады не будет, — предупредил он. — У меня уже заготовлена речь. Потребую гнать, как легкомысленного субъекта и дезертира.
Несмотря на воркотню и внешнюю суровость, Балаев был заботливым товарищем. Он не только раздобыл путевку на дневное отделение рабфака, но и выхлопотал Кириллу повышенную стипендию.
— Ты не думай, что совсем расстаешься с нами, — сказал он. — Остаешься членом бюро и нештатным орг-работником. Я с тебя еще семь потов сгоню.
Нахлынувшие дела, хлопоты и тренировки не вытеснили мыслей о Зосе. «Ждет меня, — думал Кирилл. — Надо бы хоть часа на три съездить».
В субботу ему удалось освободиться от вечерних занятий. Не заходя домой, Кирилл сел на загородный автобус и доехал до развилки дорог на тридцать втором километре. Отсюда до спортивного лагеря было не более часа хода.
Над скошенными овсами, над полянами с пожухшими и полегшими травами разливалась вечерняя тишина, овеянная грустью гаснущего дня. У поворота на проселочную дорогу стыла большая прозрачная лужа, в которой плавали желтые листики березы. На проселке Кочеванов завернул штаны и побежал ровным тренировочным шагом.
Сумерки надвигались быстро, тусклый блеск луж стал едва различим. Перейдя на шаг, Кирилл подумал: «А что, если она меня не ждет? Дураком буду выглядеть». Он решил не заходить в столовую, а дождаться Зосю в саду.