Когда исчезает страх
Шрифт:
Когда нос лодки врезался в песок, Кирилл выскочил на камень и, сказав, что спешит на свидание, оттолкнул суденышко от берега и чуть ли не бегом направился в парк.
В лодке наступила неловкая тишина. Ирина сидела нахмурившись, Зося пересела к рулю. И Ян, уже не чувствуя ее около себя, обозлился на Кирилла: «Свинья, не мог для товарища порулить».
Они катались недолго и по настоянию Ирины тоже пошли в парк.
Солнце склонялось к горизонту. В воздухе толклась мошкара. На танцевальной площадке играла музыка. Ян предложил Ирине танцевать,
Танцуя, она всем телом прильнула к нему и не могла удержаться, чтобы не шепнуть:
— Как ты его сегодня разделал! Молодец!
— Еще не так будет, — не без бахвальства ответил Ян.
Валин с завистью смотрел на танцующих. Он еще больше расстроился, заметив, как голова Зоей склонилась к плечу боксера.
А Ирина рассеянно рассматривала густую толпу гуляющих. И вот среди кепок, беретов и шляп она заметила коротко остриженную голову. Ну да, это его шея, плечи! Ирина схватила Валина за руку и хотела потащить за собой, но Борис не трогался с места.
— Подождем, неудобно, — просил он, боясь своим уходом обидеть Кальварскую.
— Ну, как хотите, я ухожу.
Ирина исчезла в потоке гуляющих.
Кирилл встретил в парке парней из шестой комнаты общежития фабзавуча. «Тихони» уже работали на заводе: один по пятому разряду, другой по шестому.
У них водились деньги. На Острова ребята приехали чуть навеселе, поэтому разговаривали не в меру громко и беспричинно смеялись.
Нагнав эту компанию, Ирина прошла вперед и, остановись в тени тополей на повороте, окликнула Кирилла.
Он узнал ее голос, попрощался с ребятами и быстро подошел к ней.
Ирина стояла, прижавшись спиной к стволу. Трепещущие тени листвы колыхались на ее лице. Кирилл заглянул ей в глаза и понял: она переживает его поражение.
— Ирка, Ирушка! — как бы с укором сказал он и прижал ее к себе.
Она всхлипнула и, обвив его шею руками, осторожно поцеловала его в припухшую, разбитую губу:
— Тебе больно?
— Нет, не волнуйся, пустяки. У меня, видно, был шок после этой парашютной истории. Понимаешь, все не так чувствовал, как обычно. А теперь, кажется, опять вхожу в норму.
— Но ты не будешь больше драться?
— Почему же? Жалкое зрелище было, да?
— Нет, мне просто не хочется, чтобы тебя изувечили. Ведь ужасно будет, если тебе выбьют зубы и расплющат нос. После бокса я сама как избитая.
— Ничего, завтра я уже буду прикрываться так, что не прорвется ни один кулак. Надо хоть на второе место выйти.
Они вместе пошли к дому, держась за руки. У ворот Ирина заставила Кирилла присесть и еще раз нежно поцеловала его распухшую губу.
— Чтобы она скорей зажила и могла улыбаться, — сказала девушка, стыдясь своей нежности.
Кирилл крепко сжал ей руку.
Глава одиннадцатая
Победу Ширвиса над Кочевановым Сомов переживал как собственное поражение. Бой был нелепым: непонятное начало и совсем бредовый последний раунд. Он правильно сделал, что выбросил на ринг полотенце. Кирилл был в шоке, бой следовало прервать. Но когда Кочеванов нарвался на точный удар? Почему так плохо защищался? Нет ли изъянов в тактике и тренировках?
Ширвис победил боксерской злостью и физическим превосходством. Может, все бьет эта грубая сила? Нет, Сомов не раз видел, как боксеров с мощной мускулатурой побеждали спортсмены менее сильные, но хорошо владевшие собой. Кирилл не трус. Это доказывает его увлечение парашютным спортом. Впрочем, и у Ширвиса не слабей воля к победе. Он привык первенствовать. Надо, видимо, сделать поправки в тактике на психологию противника.
Утром Сомов вызвал Кочеванова к себе и, узнав, что Кирилл скрыл свое недомогание после прыжка с парашютом, невероятно раскипятился:
— Ты инвалидом, что ли, хочешь стать? Перед серьезным матчем вздумал прыгать! Седых волос мне прибавил. Я всю ночь глаз не сомкнул. Нет, брат, видно, неважно я тебя воспитывал. Ну что ж, на ошибках учимся! Снимаю с соревнований. В таких делах не либеральничают. Пусть Гарибан радуется: в среднем весе не будет опасного соперника. Сами сдались — белый флаг выкинули.
Кирилл не оправдывался, — он был виноват в том, что подвел себя и дядю Володю. Прыжок следовало отложить.
Не разговаривая больше о боксе, они с Сомовым поехали на стадион. Там дядя Володя ушел на заседание судейской коллегии, а Кирилл отправился к товарищам.
Боксеры в тренировочных костюмах отдыхали в тени деревьев. Они очень удивились тому, что Кочеванов не будет больше драться. Кирилл наскоро выдумал причину своего отказа и, хмурясь, пошел смотреть, как плотники заново перетягивают канаты и укрепляют стяжки ринга. И вот здесь он по-настоящему ощутил горечь дисквалифицированного.
Через три часа трибуны заполнят зрители, боксеры забинтуют руки и наденут халаты, а он будет сидеть где-то в публике. А из-за чего? Из-за сомовского характера. К чертям! Надо пойти на судейскую коллегию и заявить свое несогласие с тренером. Что за самодурство!
Кирилл уже хотел направиться в кают-компанию, но в это время некстати появился Ян:
— Чего это ты вчера таким чертом из лодки выскочил? Тоже товарищ!
Кирилл недоумевающе смотрел на него, потом, поняв, о чем идет речь, сказал:
— Мне не до гуляний.
— Я тебе говорил: дерись в другом весе. Не послушался — пеняй на себя.
— Пеняю. Но вес тут ни при чем. Я проиграл потому, что прыгал с парашютом за два дня до соревнований.
— Не придумывай себе оправданий. Бокс есть бокс: побеждает сильнейший.
Вечером Ян нокаутировал противника во втором раунде. Зося снова ждала его у раздевалки.
— Где Ирина? Или вы уже поссорились? — как бы невзначай поинтересовался он.
— Не думали. А тебя она очень интересует?