Когда мир изменился
Шрифт:
— О! О! — сжался вдруг маэстро, немедля понизив голос до еле слышимого шёпота. — Вы не представляете, синьорина, какой у этих рыжеволосых и зеленоглазых ведьмочек слух! Особенно у столь стервозных, как Марица.
— Если она стервозная, то зачем она вам?
— Н-ну… — замялся и покраснел мэтр Гольдони. — У неё, гм, есть положительные качества, о которых я, право же, не могу говорить с незнакомой пре… синьориной, будучи скован приличиями и воспитанием…
— Впрочем, не моё дело, маэстро.
Узкая винтовая лестница, проложенная в толще стены, заканчивалась массивной дверью, низкой, почти квадратной.
— А вот это уже сталь цвергов, — как бы походя уронила драконица. — Отличная работа, маэстро. Прекрасный выбор. Такая створка устоит и перед костяным драконом.
— А-ах! — аж присел маэстро. — Не говорите так, синьорина. Этот проходимец Карло Гоцци врёт, как дышит, почти всегда, но… но иногда даже он говорит правду. Он описал один случай, совершенно непредставимый… и я никогда не поверил бы, я первый поднял бы его насмех… если бы не был там и не видел всего собственными глазами!
— Вы видели костяных драконов, маэстро? — подался вперёд некромант.
— Да, синьор Фесс, да, видел, — шёпотом и озираясь по сторонам, быстро ответил Гольдони. — Видел, будь я трижды проклят и поражён бессилием, но видел! Твари, костяные твари, не такие, как мой Гробус, не рождённые искусством, но сплавленные и преображённые чародейством!..
— Как интересно, — проговорил Фесс. Это сказал его разум, не он сам. Он сам слишком вслушивался в эхо окружающего мира, в дальние, пришедшие из неведомой глуби отзвуки. Отзвуки старого, которые он так жадно отыскивал, словно голодающий — крошки засохшего хлеба в пыли.
Но Изменение уже случилось. Всё изменилось, всё.
— И как же вы справились, маэстро Гольдони?.. — звучал голос драконицы.
— Да уж справились, синьорина, кое-как, но справились. Эх… и хотелось бы приврать, да вам смысла нет. Прохиндей Гоцци как-то справился. Какие-то чары, явно запретные, Святой Церковью не одобренные… но действенные, мадонна миа, действенные!
— И что же с ними случилось? — они все трое медлили перед закрытой железной дверью. В свете масляного огонька поверхность её поблескивало маслянисто-синеватым стальным отливом.
— Этот прохиндей Гоцци в жизни бы не смог сотворить сам подобные чары! Где-то украл, конечно же… повезло, что называется… мы-то, настоящие волшебники, все чары свои плетем сами, каждое заклинание, бывает, по месяцу составляешь… а он, прохиндей, где-то книгу запретную добыл, нос в неё длинный засунул, и вот, пожалуйста! Карло Гоцци, победитель костяных драконов!.. был ли в жизни моей день печальнее?..
— Что же он сделал? В точности — что?
— В том-то и дело, синьор Фесс, что ничего! Как творится нормальное заклинание? Символы, руны, ингредиенты, фигуры, инкантации. Система. Порой несколько дней готовиться нужно, ну да вы это сами, конечно же, знаете.
— Знаю, маэстро. А что же прохиндей Гоцци?
— А он всего одно слово и выкрикнул! Понимаете, синьор?! Всего одно слово! Я так возмутился, что даже разобрать его не смог. Представляете, какое прохиндейство?! Что же станется с нашим высоким и тайным искусством, если заклинания сделаются, простите меня, словно подзаборные ругательства?! Если кто угодно сможет стащить книгу, выучить слова, и… Вы ведь понимаете меня, синьор Фесс?
И маэстро Гольдони, словно позабыв уже о сомнительных обстоятельствах собственного знакомства с синьором Фессом и «прекрасной синьориной», искательно заглянул в глаза некроманта, словно тот способен был единым мановением руки сделать так, что все эти «прохиндейства» прекратятся раз и навсегда.
Он что-то чувствовал, этот Гольдони. В конце концов, сумел же он обхитрить того самого дракона, заполучив «Душу»!..
— Прекрасно вас понимаю, синьор. Но, быть может, вы всё-же откроете двери?..
— Что?.. ах, да, да, конечно. Дверь. Как я мог забыть…
Ключ в замке, оправдывая славу цвергов — то есть местных гномов — провернулся совершенно бесшумно.
Открылся тёмный проход, узкий и низкий. Здесь кончалась каменная кладка, и начинался тоннель, вырубленный в дикой скале.
А по обе стороны прохода на полках громоздились человеческие кости. Сложенные с пугающей аккуратностью и чёткостью, выверенные по нити. Кость к кости, явно скреплённые клеем. Покрытые вековой пылью. Мёртвые, неподвижные, тупо пялящиеся пустыми глазницами перед собой…
Аэсоннэ сощурилась, вскинула руку — правый кулак вновь полон янтарного огня.
— Это здесь?
— Что «здесь», пре… синьорина?
— Душа Дракона. Он ведь здесь, этот камень?
— Помилуйте, синьорина, ну мне-то откуда знать? — очень натурально развёл руками маэстро.
— Ну, кто знает… — неопределённо протянула драконица, первой шагнув за порог. Фесс болезненно сморщился — где-то глубоко в груди движение Аэ отозвалось странной тянущей болью. — Но на нет, маэстро, и суда нет.
— Э-э-э… я пойду тогда, ведь верно? — робко осведомился чародей. — Я ведь вам больше не нужен, правильно? Вход это единственный, я стража сейчас отзову…
Аэсоннэ бросила быстрый взгляд на некроманта. Взгляд, говоривший обо всём сразу.
— Нет, маэстро. Вы — с нами. До самого конца.
— З-зачем? — втянул голову в плечи волшебник.
— Зачем? Имя Фреарн вам ничего не говори, маэстро? — сощурилась драконицы, роняя из сжатого кулака капельки янтарного огня. Почтенный мэтр Гольдони провожал их взглядом, словно заворожёный.
— Как вы это делаете, прекрасная синьорина?