Когда мир изменился
Шрифт:
— Чумные поля, сударь Неясыть. — Виллем ловко раскатал свиток карты. — Во время большого мора туда свозили погибших целыми караванами. В Империи и маркграфствах тогда жило куда больше народу…
— Я слышал, что свозили. А почему не кремировали на месте?..
— Потому что тогда, забодай меня корова, вырубили почти все леса!.. — рявкнул Граллон. — Дома умерших сжигались вместе с ними, потом поняли, что этого мало, что даже из обгорелых трупов сочится зараза, не спрашивай меня, как, некромант! Чтобы сжечь человеческое тело, нужен настоящий погребальный костёр, по всем правилам!..
— Спокойнее,
Молодой сэр Конрад, о котором все забыли, так и простоял всё это время тихонечко в углу кабинета — бледный, судорожно потирая руки.
— С-святой о-отец…
— Всё хорошо, чадо. О, судя по титурусу на гербе, перед мной отпрыск благородного рода вер Семманусов, верных чад великой церкви нашей?..
— Истинно так, святой отец!..
— Хорошо. Я вижу, ты взволнован, чадо. Если у тебя есть духовник — ступай к нему, исповедуйся. А потом приходи в «Свинью под секирой», на Рыночной улице. Там найдёшь если не меня, то господина некроманта. Всё ли понял, чадо?
— Всё! Всё понял, святой отец!
Некромант молча наблюдал. О человеке с повязкой через глаз он старался не думать — чтобы не спятить вот так сразу.
— Идёмте, сударь Неясыть.
— Куда?
— Вы не слыхали? В «Свинью под секирой», конечно же. Нам есть о чём поговорить, а донжон нашей славной конгрегации, право же, не лучшее место. Идёмте, сударь. Заодно обсудим и пресловутые Костяные Головы.
— Не стоит сердиться на нашего доброго бургмейстера, — отец Виллем со стуком опустил на стол высокую кружку. Вот только налит туда был не эль, а чистая колодезная вода.
— Я не сержусь, — некромант трудился над свиным боком. Надо полагать, уже побывавшем под той самой секирой, что красовалась на вывеске. — Просто у меня и впрямь есть… свои дела, святой отец.
— Не называйте меня так, — поморщился дознаватель. — «Святой отец» я только для добрых чад нашей святой матери-церкви… Да что с вами, сударь?
— Прошу простить. Ничего. Долго без сна, ночь выдалась нелегкая. Драуг, да ещё с каттакинами…
— Понимаю, — без тени улыбки кивнул монах. — Никто из нашей конгрегации не дерзал соваться в Эшер Тафф. Даже целой хоругвью, не говоря уж о том, чтобы лезть туда в одиночку.
— Сударь Виллем. — Свинина была хороша. Некромант научился ценить простые радости. — Скажите, сударь, зачем я вам?
Монах отпил воды, аккуратно утёр губы — явно тянул время.
— Вы загадочный человек, некромант Неясыть. Явились из ниоткуда. Принесли умения, о каких у нас никто не слыхал. То, что мы привыкли таскать, вы стали катать — и куда быстрее и ловчее наших. Прославились. Святая Матерь наша, церковь Господа Вседержителя, пыталась было вас привлечь за ересь, но не преуспела.
— Святая матерь наша… До чего же знакомо…
— Простите, что?
— Не обращайте внимания, господин Виллем.
— Хорошо. Не стану. Так вот, допрашивавшие вас — или пытавшиеся допрашивать — инквизиторы опростоволосились. Что неудивительно, инквизиция — это сплошь и рядом те, кого не взяли в наши конгрегации, братства истребителей нежити. Вот и горят рвением, вот и норовят
— Я слышал и о настоящих ведьмах. А также о колдунах, о варлоках — вызывателях демонов…
— Всё это есть. Но, как правило, их находит не инквизиция, а мы, братство сражающихся с нежитью. Иногда ещё и рыцари. Чёрная Роза с Вечными Охотниками; Мертвецкая Погибель или Неспящие во Тьме… Инквизиция является уже на готовенькое, и давай скрипеть перьями, вести следствие, составлять обвинение… Хоть и грешно так говорить о моих братьях в Господе, но — крысы они пергаментные, вот что.
Некромант зажмурился. Нет, он положительно сходит с ума. Перед ним сидел отец Этлау собственной персоной, знаменитый отец-экзекутор, то же лицо, тот же голос, но говорил он почему-то совершенно о другом, совсем не так, как надлежало столь памятному инквизитору.
— Значит, вы тоже желаете знать, господин Виллем, кто я?..
— Вид у вас весьма усталый, сударь. Надеюсь, сие доброе жаркое и не менее доброе вино подкрепят ваши силы; нет, я не стану спрашивать, откуда вы взялись и где обучались. Вы отлично говорите по-нашему, но акцент ощущается, хоть я и не могу понять, откуда он…
— Сударь Виллем, — некромант не мог заставить себя взглянуть в глаза — точнее, в единственный глаз — сидевшего напротив него отца-дознавателя. — Вы правы, святая матерь наша…
— «Ваша». Вам следует сказать «святая матерь ваша», — терпеливо поправил монах.
— Хорошо. Святая матерь ваша, церковь Господня подступалась ко мне с теми же вопросами. Бароны к югу от Ас Таолуса, все три маркграфа. Виконт Армере в долине одноименной реки. И ещё много, кто и много, где — все задавали один и тот же вопрос. Откуда я взялся.
— И? — прищурился дознаватель.
— Весьма сожалею, но этого я вам не открою, таков принесённый мною обет. Моё искусство — надеюсь, небесполезное — зависит от этого. Простите, сударь, иного ответа я не дам. Мне пытались грозить, сажали в темницы, но всякий раз меня приходилось выпускать, потому что где-то опять лезли с погостов мертвяки, а благородных рыцарей или благочестивых членов вашей конгрегации на месте не оказывалось.
Отец-дознаватель (хотя куда лучше звучало бы «отец-экзекутор», привычнее как-то) смотрел на некроманта пристально, без гнева, но и без сочувствия.
— Это печально, сударь некромаг. Вы вспомнили ваше искусство — оно очень нужно нам, не скрою. Драуг, летавец и три каттакина — рыцарей полегло бы не менее дюжины, а то и полторы, да и наша конгрегация справилась бы немногим лучше. Помогите нам, некромант Неясыть — я слышал, вы предпочитаете именно это прозвище. Обучите наших братьев, способных к магии, и, честное слово, Святой Престол причислит вас к сонму блаженных и прославляемых. Сколько мертвяков вы сразите в одиночку? Десять, сто, тысячу?.. Эта напасть не останавливается, восстаёт всё больше и больше погостов, лезет на поверхность совсем уже древняя нежить, из могильников и курганов, которым тысячи лет!