Когда мир изменился
Шрифт:
— Хватит ли тебе жизни, мэтр? — осведомился орк.
— Я рискну, — сообщил Фесс. — Ну что, преградите мне путь? Кто ещё у вас остался в запасе?
— О, — осклабился гном, — ещё сыщется, не сомневайся.
— Кто? Мои родители? Тётушка Аглая? Кого вы ещё можете извлечь из моей памяти? Но я-то знаю, что это всего лишь сон. Я открою глаза и проснусь — в мире, который изменился. А вас не станет.
— Мы можем сделать так, что прежний мир вновь вернётся, — орк сделал шаг навстречу. На вид живой и невредимый, в отличие от скелетов
— Мы можем вернуть тебе всё. — Гном закинул секиру на плечо.
— Всё? — хмыкнул некромант.
— Всё, — орк кивнул.
— Сперва запугивали. Пытались убить. Теперь решили купить? После того, как поняли, что я всё равно пройду?
— Тебя невозможно купить. И мы не покупаем — нам безразлично, какую форму всё это примет. Решение зависит от тебя.
— А если я не подчинюсь?
— Тогда, — спокойно сказал гном, — в одну из ночей ты-таки умрёшь. Здесь ли, во сне — или в том, что для тебя есть твой «изменившийся мир»
— Вы не можете до меня дотянуться.
— Зато мы смогли дотянуться до неё, - усмехнулся орк.
В небесах что-то взревело, грянул гром, и ещё одна бесформенная тёмная туша низринулась вниз, расшибаясь о безжизненный камень.
Стремительный белый росчерк пронёсся меж ярко-жёлтых ядовитых молний, уворачиваясь от их плетей.
— Вам кажется, — некромант собрал всё, что у него оставалось, чтобы получилось это с холодным презрением.
— Нам никогда ничего не кажется.
Над головой некроманта нарастал и ширился свирепый свист — это рассекали ветер широкие жемчужные крылья.
Гном и орк переглянулись. Первый вскинул наперевес секиру, второй неторопливо извлёк кривой ятаган.
— И подумай, почему твоей Рыси ты больше не видишь, — услыхал Фесс.
Услыхал, поднял в позицию Алмазный и Деревянный мечи, но в тот же миг в глаза хлынул свет, показавшийся донельзя ярким.
— Сударь некромаг… господин Фесс… — над ним склонялось озабоченное лицо Конрада. — Утро уже. В дорогу пора.
Юноша, похоже, вспомнил не столь давние времена, когда сам был ещё сквайром у прошедшего посвящение рыцаря.
— В дорогу… — некромант рывком поднялся. — Да, Конрад. Пора.
Рыцарь мало-помалу привык к тащившим двуколку некромага мертвякам, а вот конь его привыкнуть никак не мог — храпел, косился, выгибая шею и всё время пытался оставить их за спиной.
— Говорил же тебе, что лошади не переносят неупокоенности, — заметил Фесс. — Потому-то и пользуюсь… вот этими.
Тракт был оживлённый, однако и конный, и пеший с лихорадочной поспешностью торопились убраться восвояси. Во всём славно маркграфстве Ас Таолус, как и в Ар Роша или Ан Панно, как в виконстве Армере, или в Империи Духа Святого была только одна такая упряжка и только один, кто мог ею управлять.
Миновали большой купеческий караван: телеги посъезжали на обочины, одна и вовсе завалились в канаву и кучера едва справлялись с перепуганными лошадьми. Дородный
Ближе к вечеру они свернули с торной дороги; миновали большое село с трактиром и постоялым двором (Конрад проводил их печальным взглядом и долгим вздохом), оставили позади в панике разлетающихся кур, гогочущих гусей и яростно гавкавших псов; только кошки провождали кавалькаду великолепно-презрительными взглядами, напоказ принимаясь вылизываться.
Ну и, разумеется, треск захлопываемых ставень и стук запираемых ворот.
Эта часть маркграфства была обжита, богата, и, если не считать катакомб Эшер Тафф, свободна от неупокоенных.
Во всяком случае, пока.
Конраду было явно не по себе и хотелось поговорить.
— Сударь мой Фесс, — осторожно подступал он к некроманту. — Много ходит о тебе слухов, сплетен и россказней. Но, уж раз мы странствуем вместе…
— По твоему настоянию, Конрад, — усмехнулся Кэр.
— По моему, сударь, — согласился рыцарь. — Но, быть может, дозволено будет узнать из первых рук, откуда ты? Ибо болтают всякое, а я…
— А ты хочешь знать правду? — некромант вздохнул. — Увы, Конрад, увы. Я не смогу открыть тебе. Отвечу так же, как и доброму отцу-дознавателю: таков данный мною обет. Он абсолютно нерушим. Да и что тебе в том, где именно я родился? Или на каком языке впервые заговорил?
— О тебе, сударь Фесс, очень много врут, — серьёзно сказал рыцарь. — И я, к стыду своему, признаюсь, что очень многому верил. Но теперь вижу, что на самом деле ты — доброе чадо Господа нашего, и…
— Я ничье не доброе чадо, — перебил Кэр. — Не прячусь ни под какие личины. Делаю то, что нужно и что умею. Всё просто, Конрад.
— А… а скажи, сударь Фесс… — Конрад вдруг покраснел. — По ярмаркам порой поётся одна песенка… гм… про тебя и… и…
— И про дочь одного скупого маркграфа? Слыхал, — некромант вздохнул.
— Нет, — Конрад покраснел ещё гуще. — Про то, как прекрасная дева Анника, гм, воспылала страстью к некоему странствующему некромагу, но, не добившись взаимности, оправилась к некоей ведьме, и сделалась неупокоенной, и, когда некромаг явился за ней, бросила в лицо ему: «быть может, хоть так ты обратишь на меня взор свой!»
— Гм. Гм, — некромант смутился.
«Как они это смогли раскопать?!.. Переврали, конечно, но…»
— Деву звали Анниэль, а не Анника, и, хвала Господу, как ты бы сказал, Конрад, ни в каких неупокоенных она не обращалась.
— А…
— Охолохни, сэр рыцарь. У нас есть дело. Пути ещё три дня. Это сейчас хорошо — земля добрая, обжитая. К границе подойдём — веселее станет.
— А что там? — немедленно выпалил Конрад с чисто мальчишеским нетерпением. — Мертвяки, да?
— Мертвяки, но не только. Жрущая Пуща — слыхал?