Когда мир изменился
Шрифт:
— Значит, не оставляла, — хладнокровно, насколько смог, ответил некромант. — Не будем больше об этом.
— Но я хочу знать! — возмутилась драконица. — С чего тебе пришла в голову этакая выдумка?!
— Быть может, память моя помутилась. Быть может, тот Эвиал сгинул и никогда не воскреснет. Быть может, в великом множестве Упорядоченных есть его брат-близнец, похожий во всём, кроме лишь незначительных деталей. Какое объяснение тебе нужно, драконица? Выбирай любое. У тебя нет дочери и разговор на этот закончен.
— Нет! — аж вскинулась Кейден. — Не закончен, некромант! Драконы-хранители Эвиала знают тебя. Я —
Интерлюдия 4. Аэсоннэ
Глефа была хороша. В меру тяжела, ухватиста, механизм, что выбрасывал скрытые в древке клинки, работал бесшумно, и лишь в гнёзда свои сталь входила с негромким вкусным щелчком. Позади остались долгие недели бдений над гномьим горном, где горел не просто чёрный уголь, но ярилось драконье пламя. Аэ не покидала кузни. Вдох, грудь драконицы раздувается — и медленный-медленный выдох, тонкая струя пламени врывается в распахнутый зев топки, чтобы не переполнилась, чтобы не пропало ни капли. В драконьем огне плавятся истинные сталь и серебро, солнечное золото и рунные камни; за всё это богатство некроманту пришлось побегать подземными выработками, куда успели просочиться неупокоенные. Здесь он начал составлять свои «конспекты», описывать разные виды нежити; и, видать, очищенные им штреки со штольнями открывали Подгорному племени дорогу к немалым богатствам, что гномы, при всей их скупости, не пикнув, выложили Фессу всё, им запрошенное.
Рунные камни распадались в пыль под дробящими чарами. Истинные металлы вскипали в тиглях. Некромант пробовал, пробовал и пробовал вновь, пока символы, впечатанные в магические кристаллы, не начали устойчиво восприниматься заготовками клинков.
Тонкие, но массивные, какими можно и рубить, и колоть. Несущие в себе начертания множества рун, природных, явленных в особых самоцветных камнях, способных направлять и преобразовывать силу. Символ надлежало очистить от его вместилища, заставить идею руны перейти в раскалённый расплав.
Иные руны лучше всего ложились на истинное серебро, иные — на солнечное золото. А иные, самые могущественные — на простую сталь, как ни странно.
…А потом всё кончилось, и сверкающее лезвие легко разрубило куклу в двойной кольчуге. Гномы, коих набилось великое множество, одобрительно затопали и загомонили. Дюжина кузнецов, дни и ночи напролёт проковывавшая заготовки, ходила гоголем — ещё бы! Честь этакая не каждому выпадет!..
— Ты доволен? — тихонько спросила Аэ, когда они выехали из ворот гномьего града. — Ты ведь этого хотел, да?
Что-то было не так с её голосом. Драконица словно собиралась разрыдаться, хотя Аэсоннэ сроду не плакала.
— Что случилось? — он отложил глефу.
Гномы на прощание выкатили надёжную низкую тележку с парой выносливых мохнатых пони, так что от гор некромант с
Драконица понурилась, сунула ладошки меж плотно сжатых колен; ни дать ни взять набедокурившая девчонка в ожидании неминуемой нахлобучки.
— Что случилось, Аэ?
— Это… могила, — прошептала она чуть слышно.
— Какая могила? Почему могила?
— Отсюда нет выхода. Я не чувствую. Сперва… когда мы только тут оказались… я думал, что просто… ну, что это во мне дело, что я выбилась из сил или что-то ещё. А теперь уверена — могила. Яма. Ямища, огромная, и больше ничего. И нас в неё сбросило.
От слов её веяло смертным отчаянием.
— Да что на тебя нашло, Аэ? Ты мне помогала, ты такой молодец, глефа — только благодаря тебе!..
— Потому что ты этого хотел, — губы её едва шевелились. — И это помогало мне не думать. А теперь работа закончена, и что дальше?
— Здесь хватит работы для некроманта, — улыбнулся он.
— Работы для некроманта… здесь тяжело и душно, пойми. Небо давит на тебя, словно крышка гроба или могильная плита.
— Откуда ты можешь знать, как давит крышка гроба или могильная плита? Довелось полежать? — он ещё пытался шутить.
Аэсоннэ не ответила. Так и сидела, сгорбившись и сжимая коленками ладони.
— Послушай, — попытался он вновь, — небо здесь — обычное, голубое. И солнце, и горы, и всё остальное. И мертвяки, которые точно так же пытаются разорвать и слопать живых. Их надо защищать. В этом долг некро…
— Они здесь все мертвы. Все куклы! — Аэ вдруг вскочила, кулаки сжаты, и меж ними словно ударила белая молния. — Здесь нет живых! Ты не видишь?! Не понимаешь?!
Фесс только заморгал.
— О чём ты, Аэсоннэ? Люди как люди, гномы как гномы. Эльфов мы пока что не видели или там орков, но не сомневаюсь, что и они найдутся, такие же, как везде. Это просто мир, один из множества; мир в Упорядоченном, и мы, конечно же, найдём, как выбраться отсюда.
Юная драконица выслушала его с непроницаемым выражением. Жемчужные волосы растрепались, однако она даже не пыталась их поправить.
— Нас сбросило в яму, — повторила она, медленно, словно младенцу. — В яму с мертвецами. И они…
Дорога, которой катила их тележка, была оживлённой. Люди и гномы, пешие и конные, на возах и прочем — всё вперемешку. Длинноухий ишак меланхолично протопал навстречу, задрал хвост и, не меняя всё того же философического выражения, опорожнился.
— Для мертвецов они все ведут себя просто неотличимо от живых, — заметил некромант.
Драконица тяжело вздохнула.
— Сперва я сомневалась. Теперь уверена. Вот после этого, — и она чуть ли не с отвращением ткнула в его глефу.
— Почему? Отчего?
— Тебя не удивило, как легко нашлось всё потребное, чтобы у тебя вновь появилось бы твоё излюбленное оружие? Истинные золото и серебро! Истинная сталь! Рунные камни! Всё заботливо доставленное прямо нам под нос, подсунутое, если угодно!
— Нам пришлось ради этого потрудиться, разве не так?
Драконица только возмущённо выдохнула. Запустила обе пятерни в волосы, словно в отчаянии от его тупости.
— И потом, как это соотносится с «мертвецами» или «куклами», что якобы окружают нас? У них есть вера, храмы их бога, чем бы он ни оказался, есть магия и чудовища — эта «яма» совершенно неотличима от…