Когда мы встретились
Шрифт:
— Я замерзла, — с дрожью признаюсь я. — И это не слишком сексуально.
Бэррон начинает целовать мою шею, нетерпеливо стаскивая с меня джинсы и проникая руками под свитер.
— Совсем как барабанящие в дверь дети, которым приспичило узнать, почему я так долго принимаю душ.
Я смеюсь и, выгнув спину, откидываюсь на край скамейки.
— И часто это случается?
— Ты даже не представляешь, — стонет Бэррон, стаскивая с бедер джинсы и, поцеловав меня в шею, отрывается только, чтобы спросить: — Почему мы сейчас об этом говорим?
— Не
Он зарывается пальцами в мои волосы и, схватив меня за затылок, прижимается губами к моим губам. Перед тем как войти в меня, Бэррон ухмыляется и нежно меня целует.
— Перестань думать о зеленой фасоли.
Я делаю, как он велит, но в этом-то и состоит главная загвоздка с этим парнем. С того самого первого взгляда я не думала ни о своей ситуации, ни о его. Просто перед ним трудно устоять. Я знаю, что играю с огнем, и знаю, что это плохо кончится, но я слишком сильно этого хочу.
Фишка в том, что эмоции легко спутать с реальностью. Особенно когда имеешь дело с такими парнями, как Бэррон Грейди.
— Где вино? — спрашивает Лилиан, как только мы поднимаемся наверх.
— Вот, — протягивает ей бутылку Бэррон. — И не говори, что я никогда ничего тебе не даю.
— Значит ли это, что в этом году я не получу рождественскую премию? — усмехнувшись, спрашивает Лилиан и с нетерпением вкручивает в бутылку штопор.
— Я еще не решил, — подкалывает ее он, проходя к плите, где Морган уже помешивает лапшу.
Я сажусь рядом с Лилиан.
— Хочешь вина? — предлагает она, наклонив ко мне бутылку.
— Нет. Я больше люблю виски.
Не успеваю я себе налить, как Бэррон, подмигнув, уже протягивает мне стакан и бутылку.
— Ужин готов.
Лилиан наклоняется ко мне, попивая вино.
— Ты трахалась с ним в подвале?
Я ей не отвечаю, но медленно перевожу на нее взгляд и подмигиваю.
Мы чокаемся. Бэррон и Морган подают нам ужин, и трудно поверить, что у этих мальчиков в детстве не было мамы, потому что они знают, как обращаться с дамами.
Мне сложно сдержать улыбку, оглядывая дом Бэррона, полный смеха, света зажженного камина и людьми, которые искренне заботятся друг о друге. У меня в детстве такого не было. Я организовывала вечеринки с ужинами и устраивала игры с детьми поверхностных друзей моей матери, которые в итоге ненавидели странную девочку, что вела дневники и не хотела с ними играть.
В середине ужина Сев бросается на пол в гостиной перед камином и, плача, дергает себя за уши.
— Нет! — пинаясь ногами, кричит она на Бэррона, когда он пытается заставить ее съесть кусочек чесночного хлеба. Она весь день ничего не ела.
В детстве у меня были приступы ушной инфекции — где-то раз в месяц, пока мне не вставили в уши трубки. Готова поспорить на деньги, что у Сев
Вздохнув, Бэррон отставляет пиво и поднимает дочь с пола. Сев сворачивается калачиком в его объятиях, и он прижимается губами к ее лбу. Нахмурившись, он трогает ладонями ее голову, а затем прижимает к себе и укачивает в руках. В его глазах мелькает волнение и тревога.
Поставив на стол бокал, я подхожу к нему.
— С ней все в порядке?
Бэррон кивает.
— Наверное, снова ушная инфекция. У нее это часто случаются.
— У меня тоже, — говорю я. — У тебя есть теплая тряпка? Мне это помогало.
Сев, все еще плача, тянется ко мне, а Бэррон идет за тряпкой.
— У тебя тоже? — спрашивает Сев.
— Да, — я прижимаю ее к себе, и сердце разрывается от боли. — И няня всегда делала мне теплые компрессы.
Сев сглатывает, немного покачивая головой от икоты, а потом плачет еще сильнее. Я прижимаю ее к себе, горло горит от подступивших слез. Именно в этот момент я понимаю, что должна поскорее все рассказать Бэррону. Я не могу и дальше жить во лжи, но и оставить эту сидящую у меня на руках маленькую девочку я тоже не хочу.
Бэррон возвращается с теплой тряпкой. Он садится рядом со мной на диван и гладит Сев по спине.
— Хочешь к папе? — тихо спрашивает он, прикладывая к ее уху тряпку.
Девочка тянется к нему, и Бэррон откидывается на спинку дивана, прислоняя ее к груди. Одной рукой он прижимает к ее уху тряпку, а другой поглаживает по спине.
— Ты с папой, — шепчет ей он.
Я чуть не плачу. Неважно, что это самый сексуальный образ, который я когда-либо видела, но для девочек этот парень — весь мир, а они — его.
Позже, уложив Кэмдин спать, я пробираюсь в комнату Бэррона, где он лежит на кровати с Сев. Я осторожно ложусь рядом с ним. Пока то, что я сплю с ним в одной кровати, не вызвало никаких проблем. Девочки, вроде, не возражают, что я здесь сплю, и не спрашивают об этом.
Бэррон по-прежнему гладит Сев по спине, успокаивая ее с той нежностью, которую я нахожу чертовски привлекательной.
Он мне улыбается.
— Не знаю, что больше меня расстраивает. То, что она заболела, или то, что сегодня мне ничего не светит.
Я тихо смеюсь и прикрываю рот одеялом. Затем смотрю на него.
— Ты ужасно ненасытный. Мы занимались сексом всего несколько часов назад.
— Это было четыре часа назад, но кто считает?
— Ты, — подкалываю его я.
Бэррон вздыхает, глядя на меня.
— Ничего не могу с собой поделать. Ты моя зависимость.
Его слова меня успокаивают, и да, я думала, что приятно быть желанной, но вызывать в ком-то зависимость — мне нравится, как это звучит. Мои друзья общались со мной только из-за статуса моих родителей. Все они от меня чего-то хотели.