Когда наступит прошлый год
Шрифт:
При мысли об этом Эрику стало грустно.
– Что такое? – с трудом спросила Кэти. – Я очень хорошо знаю твое лицо и по нему вижу, что сделала что-то не так.
– Я просто удивлен твоей изобретательностью, – сказал доктор. – Послушай. – Он присел рядом с женщиной и положил руку ей на плечо. – Не рассчитывай на то, что это многое изменит. Суть твоей работы у Вирджила такова, что дела у тебя в принципе не могут идти лучше. К тому же старику не слишком свойственно чувство благодарности.
–
– Да, – согласился Эрик и поднялся.
Он был рад, что разговор на эту тему закончился.
Доктор попрощался с Кэти, еще раз погладил ее по плечу и вышел.
Он сел в лифт и направился в кабинет Вирджила Эккермана.
Старик радостно поднял голову.
– Эрик, я слышал, что ты вернулся. Садись и все рассказывай. Кэти плохо выглядит, правда? «Хэзелтайн» не…
– Послушайте, – начал Свитсент, закрыв за собой дверь. – Вирджил, вы можете вызвать сюда, в корпорацию, Молинари?
– Зачем? – Бывший босс пристально посмотрел на него в своей птичьей манере.
Эрик ему рассказал.
Вирджил выслушал доктора и сказал:
– Я позвоню Джино. Могу сделать несколько намеков. Поскольку мы хорошо знакомы, он поймет меня без лишних слов. Моль, скорее всего, приедет сразу. Когда речь идет о деле, он действует очень быстро.
– Тогда я останусь здесь, – решил Эрик. – Не буду возвращаться в Шайенн. Может, лучше поеду в отель «Цезарь» и останусь с Дегом.
– Возьми с собой пистолет, – посоветовал Вирджил, снимая трубку видеофона. – Соедините меня с Белым домом в Шайенне, – сказал он и повернулся к Эрику. – Если даже линия прослушивается, то это ничем им не поможет. Шпики не смогут понять, о чем мы разговариваем.
Он сказал в трубку:
– Я хотел бы поговорить с Генеральным секретарем Молинари. Это Вирджил Эккерман, по личному делу.
Эрик сидел и слушал. Наконец-то все шло как надо. Он мог позволить себе отдохнуть, стать обычным зрителем.
В трубке раздался голос телефонистки Белого дома, в котором звучали истерические нотки:
– Мистер Эккерман, доктор Свитсент у вас? Мы не можем его найти, а Моль, то есть мистер Молинари, мертв. Его невозможно реанимировать.
Вирджил поднял взгляд и посмотрел на врача.
– Я еду туда, – заявил Эрик, чувствуя лишь странное оцепенение и ничего больше.
– Похоже, уже слишком поздно, – сказал Вирджил.
– Мистер Эккерман, – пискнула телефонистка. – Он мертв уже два часа. Доктор Тигарден ничего не может поделать, а…
– Спросите, какой орган отказал, – сказал Эрик.
Связистка услышала его слова и пронзительно взвизгнула:
– Сердце. Это вы, доктор Свитсент? Доктор Тигарден
– Я возьму с собой искусственное сердце, – сказал Эрик Вирджилу, затем обратился к телефонистке: – Скажите Тигардену, чтобы максимально понизил температуру тела. Впрочем, он наверняка уже это сделал.
– На крыше стоит скоростной корабль, – сказал Вирджил. – Мы летали на нем в Ваш-тридцать пять. Это самая лучшая машина в окрестностях.
– Я сам выберу сердце, – решил Эрик. – Так что еще вернусь в свой кабинет. Вы не могли бы подготовить корабль к старту?
Теперь он был спокоен. Либо уже слишком поздно, либо нет. Или он успеет, или опоздает. Спешка в данный момент не имела особого значения.
– Две тысячи пятьдесят шестой год, в котором ты побывал, не имел никакого отношения к нашему миру, – сказал Вирджил, набирая номер.
– Видимо, так, – согласился Эрик и бегом бросился к лифту.
13
На крыше Белого дома его ждал Дон Фестенбург, бледный и заикающийся от волнения.
– Г-где вы были, доктор? Вы никому не сообщили, что уезжаете из Шайенна. Мы думали, вы где-то рядом.
Он шел перед Эриком в сторону входа. Свитсент спешил за ним, неся в контейнере искусственное сердце. В дверях спальни Генсека появился Тигарден, лицо которого вытянулось от усталости.
– Черт побери, куда вы подевались, доктор?
«Пытался положить конец войне», – подумал Эрик, но вслух лишь спросил:
– Насколько сильно его охладили?
– Видимый метаболизм отсутствует. Думаете, я не знаю, как проводится реанимация? У меня есть письменные инструкции, которые вступают в силу, как только Молинари теряет сознание или умирает и его не удается реанимировать.
Он протянул Эрику несколько листов.
Доктор быстро бросил взгляд на самый существенный абзац. Никаких пересадок при любых обстоятельствах, даже если это единственный шанс на спасение.
– Мы обязаны подчиниться? – спросил он.
– Мы консультировались с Генеральным прокурором. Обязаны. Вы должны знать, что искусственные органы можно пересаживать исключительно с предварительного письменного согласия пациента.
– Почему Джино так решил? – спросил Эрик.
– Понятия не имею, – ответил Тигарден. – Будете пытаться его реанимировать без пересадки искусственного сердца, которое, как я вижу, вы принесли? Больше нам ничего не остается. – В его тихом голосе звучала горечь и чувство обреченности. – То есть практически вообще ничего. Он жаловался на сердце перед тем, как вы уехали, говорил вам – я сам слышал, – будто ему кажется, что у него лопнула артерия. А вы просто взяли и ушли.