Когда наступит прошлый год
Шрифт:
Он уставился на Эрика.
– В этом-то вся проблема с ипохондриками, – сказал Свитсент. – С ними никогда ничего не знаешь.
– Что ж, – хрипло вздохнул Тигарден. – Я тоже этого не понимал.
Эрик повернулся к Дону Фестенбургу.
– А что насчет Френекси? Он уже об этом знает?
– Конечно, – слабо улыбнулся тот.
– И что он?..
– Обеспокоен.
– Надеюсь, вы не позволяете прилетать сюда новым лилистарским кораблям?
– Доктор, ваша задача – лечить пациента, а не диктовать
– Мне легче было бы лечить пациента, если бы я знал, что…
– Шайенн закрыт, – признался наконец Дон. – С тех пор как это случилось, ни один корабль, кроме вашего, конечно, не получил разрешения на посадку.
Эрик подошел к кровати и посмотрел на Джино Молинари, опутанного множеством трубок и проводов, ведущих к аппаратуре, которая поддерживала температуру его тела и измеряла тысячи параметров организма. Невысокая полная фигура была едва видна, лицо целиком закрывало новое устройство, редко использовавшееся до сих пор, которое регистрировало едва заметные изменения в мозгу. Именно его следовало беречь любой ценой. Отказать могло все, но не мозг.
А самое страшное состояло в том, что Молинари запретил использовать пересадки. С этим ничего не поделаешь. С медицинской точки зрения это самоубийственное распоряжение передвигало стрелки часов на целое столетие назад.
Даже не обследовав вскрытую грудную клетку, Эрик уже знал, что ничем помочь не сможет. За исключением пересадки органов, он не мог сделать ничего такого, на что не был способен Тигарден. Вся его карьера зависела от возможности замены отказавшего органа.
– Давайте еще раз взглянем на этот документ.
Он забрал у Тигардена инструкции и внимательнее их просмотрел. Столь хитрый и опытный человек, как Джино Молинари, наверняка придумал некую конкретную альтернативу пересадкам. Это не могло закончиться просто так.
– Естественно, Приндла тоже известили, – сказал Фестенбург. – Он ждет наготове, чтобы выступить с речью по телевидению, когда станет окончательно ясно, что Молинари нам не оживить.
Голос его звучал неестественно монотонно. Эрик бросил на него взгляд. Ему хотелось бы знать, о чем же тот на самом деле думает.
– Что скажете насчет этого абзаца? – спросил Свитсент и показал документ доктору Тигардену. – Он касается активации робота-двойника, которого Молинари использовал во время съемок видеозаписи. Ее должны были передать в эфир сегодня вечером.
– Что я могу сказать? – ответил Тигарден, перечитывая параграф. – Передача, естественно, будет отменена. Что касается самого робота, то я о нем ничего не знаю. Может, Фестенбург в курсе?
Он вопросительно посмотрел на Дона.
– Этот абзац не имеет смысла, – заявил тот. – Абсолютно никакого. Например, что делает робот в холодильнике? Мы не знаем, что именно имел в виду Молинари, а у нас
– Но вы знаете, где… – начал Эрик.
– Да, – кивнул Фестенбург. – Я знаю, где двойник.
– Достаньте его из холодильника и активируйте в соответствии с инструкциями, изложенными в этом документе, который, как вы уже знаете, только что приобрел юридическую силу.
– А потом?
– Молинари сам вам все скажет, – ответил Эрик. – Как только вы его активируете.
«Так будет продолжаться еще многие последующие годы, – мысленно добавил он. – Ибо в документе это самое главное. Не будет никакого публичного объявления о смерти Джино Молинари, поскольку данный факт перестанет быть правдой с момента оживления так называемого робота. Похоже, ты об этом знаешь, Дон».
Они молча посмотрели друг на друга, потом Эрик обратился к одному из охранников:
– Я хочу, чтобы четверо из вас сопровождали Фестенбурга. Это лишь просьба, но надеюсь, что вы с ней согласитесь.
Охранник кивнул своим коллегам, и они двинулись следом за Доном, вид у которого был растерянный и перепуганный.
– Как насчет того, чтобы все-таки попытаться восстановить поврежденную артерию? – поинтересовался доктор Тигарден. – Не хотите попытаться? Пластиковая вставка все еще могла бы…
– Этот Молинари в данной временной последовательности свое уже отжил, – заметил Эрик. – Согласны? Пора оставить его в покое. Впрочем, он сам только этого и хочет.
«Нам придется принять к сведению факт, которого никто пока осознавать не желает. Ведь он сводится к тому, что начинается – или давно уже началось – правление, не вполне соответствующее нашим теоретическим представлениям. Молинари основал династию, состоящую из множества версий самого себя», – понял Свитсент.
– Этот двойник не может править вместо Джино, – возразил Тигарден. – Это искусственное создание, а закон запрещает…
– Именно потому Моль не хотел соглашаться на пересадки искусственных органов. Он не мог пойти по стопам Вирджила и поочередно заменять все части тела, ибо тогда оказался бы беззащитен против закона. Но это неважно.
«По крайней мере, пока, – подумал Эрик. – Приндл – не преемник Моля, как и Дон Фестенбург, который очень хотел бы им стать. Сомневаюсь, что династия Молинари будет править вечно, но этот удар она точно переживет, что уже немало».
– Вот почему его поместили в холодильник, – помолчав, сказал Тигарден. – Теперь понимаю.
– Он пройдет любые тесты, которым вы решите его подвергнуть.
«Вы, премьер Френекси или любой, включая Дона Фестенбурга, который, похоже, догадался обо всем раньше меня, но не мог ничего с этим поделать», – понял доктор.