Когда не поздно простить
Шрифт:
Больше заняться было нечем.
Да и не хотелось. В голове билось одно: как он смел да за что? А ухо ловило звуки снаружи: не идет? И дикие мысли лезли в голову, и мутно проглядывалось будущее: как теперь будет?
Когда в лаборантскую вошла Любка, Римма чуть не кинулась ей на шею. Хоть кто-то пришел, живой человек! А то она была в таком состоянии – Жанке бы обрадовалась.
– Пливет, – чуть картавя сказала, глянув на нее улыбчиво, Любка.
Что, знает уже? Не может быть.
Кто донес?
Но, присмотревшись к Любке, Римма поняла, что та улыбается по каким-то своим причинам.
– Ты чего радостная такая?
Любка была красива. Располнела с возрастом, но лицо ее было красиво – картинно красиво. И стать она сохранила царскую, дано же человеку. Хотя и болела тяжело, и операцию перенесла, и беды ее не обходили. Последняя хоть кого бы прибила. Муж Любкин, Вовчик, офицер в чине капитана, ревновал ее страшно. Сын уже служит, а он как в молодости. Даже еще больше. Пил крепко оттого. Но и не только. Ладно… Пошла она в середине осени с подругой прогуляться. А чего не прогуляться? Сын в армии, больше детей нет, мужу еды полный стол оставила. Имею право! Ну, и задержалась. Говорила, знакомых встретила, заболталась. Кто его там знает? Может, и заболталась. Но муж, озверев от ожидания, взял да и поджег дом. Они в частом секторе жили, дом был хороший, недавно ремонт сделали – денег вбухали. Он и раньше ей грозил, гонял не раз, драться лез. Трезвый – человек как человек. А как выпьет – сумасшедший. И вот до чего додумался.
Все сгорело. И ремонт, и мебель, и кухня – все. Пока пожарные приехали, от дома только задняя часть осталась. Какие-то вещи, одежда уцелели. А так – одни головешки. И две кошки сгорели – по ним Любка больше всего убивалась. И Вовчик как отрезвел тоже. Говорит, ревел как маленький. И по дому, и по котам, и вообще. Руки на себя наложить хотел. Его со службы чуть не поперли. Любка переехала жить к родителям. На развод подала. Вовчик умолял, на коленях стоял. Закодировался. Не простила. К сыну ездила, тот сказал: «Вернусь, убью». Парень здоровый, да еще в спецназе служит. И за мать обиделся, и за дом – где теперь жить? У родителей Любки две комнаты всего, она еще туда-сюда, а сын придет, его куда? И на папашу у него зуб, так что жди всякого.
Но Любка, поплакав первое время – вся зареванная ходила, – как-то и оправилась после. Опять похорошела, и глаза ее, серые, прозрачные, смотрели на мир с кошачьей прямотой и загадочностью. И улыбаться стала, молодо освещаясь, и засмеется – так вся целиком.
Отходчив человек. Тем и жив.
– Так… – махнула Любка рукой на вопрос Риммы. – У вас тут чего?
– А, – ответила Римма, – ничего хорошего.
Любка внимательней присмотрелась к Римме, к столу, увидела бумажные гробики от конфет, среди них траурную урну чашки – что-то поняла. Быстро скинула серую, козью шубу, присела к столу.
– С Валерой поссорилась?
Вот что значит подруга.
– Да ну его… – отвернулась было Римма.
– Рассказывай!
– Да что тут рассказывать?
– Римма! – шутливо стукнула пальцем по столу Любка.
И хоть в их дружбе ведущей была Римма, а Любка только ведомой – и по возрасту, на двенадцать лет младше, и по отношению к жизни, – Римма сейчас охотно подчинилась ее нажиму.
И рассказала все.
А что утаивать? Все равно все узнают. Тут тайны умирают быстро, сутки жизни максимум.
– Да… – протянула Любка по окончании рассказа. – Что это с ним?
Они переглянулись с Риммой особенными взглядами: что-то произошло странное. Любка тоже давно здесь работала, все механизмы отношений понимала до тонкости, ей ничего объяснять не нужно. И раз Валера не пришел – беда.
– Может, совсем ему плохо было? – предположила самое простое Любка.
– Ну… было плохо, – согласилась Римма. – Сидел никакой. Но понимал же все! Видел, что собираемся. Я позвала его отдельно…
– Может, слишком резко позвала? – улыбнулась Любка.
Она знала характер Риммы, и сходу угадала причину.
Одну из причин. Потому что Римма, хоть и брала ее в расчет, вовсе не полагала, что эта причина главная.
– Да нет, – ответила Римма. – Как обычно.
– Ясно! – воскликнула Любка. – А он мутный. Вот и обиделся.
– Но не до такой же степени! – возразила Римма.
– Ну да, – согласилась Любка. – Чтоб на соль не пошел? Наверное, очень сильно обиделся.
И она снова улыбнулась.
– Что это все улыбаешься? – подозрительно посмотрела на нее Римма.
Людка снова махнула рукой.
– Не обращай внимания. Тебе рада.
Она приобняла Римму за плечи.
– Да брось ты, подруга! Не бери в голову. Все они дураки одинаковые. Отойдет – первым прибежит.
Римма тоже так думала. Хотела думать. Так думать было правильно. Это лучше, чем накручивать себя.
– Ты же знаешь, они как нарежутся – все герои, а потом на коленях ползают.
Любка передернулась, вспомнив о своем.
– Звонил? – спросила Римма.
– Звонил, – вздохнула Любка.
– Что хочет?
– Чтоб заявление забрала.
– А ты?
– Не дождешься, говорю.
– Молодец! – кивнула Римма. – Не вздумай ему уступить. Сколько раз он обещал? А толку.
– Да, – затуманившись, ответила Любка.
Она немного помолчала, перебирая фантики на столе.
– Он хочет дом отстроить, – сказала она.
– Что? – изумилась Римма. – Дом?
– Ну да, – кивнула Любка. – там же фундамент весь целый. И задняя стенка осталась. И полный сарай всяких материалов – сарай же не сгорел.
Римма вытаращила глаза.
– Да он знает, сколько денег надо – дом отстроить?
– Он говорит, кредит возьмет. Узнавал в банке, ему дадут. Только небольшой, занимать по знакомым придется… Он все посчитал. Говорит, ради меня все сделает. Только чтоб я вернулась.
– И что? – от изумления Римма забыла про свое горе. – Ты веришь ему?
Любка замялась, опустила голову, замолчала.
– Не знаю… Он так просит.
– Люба! – воскликнула потрясенная Римма. – После того, что он сделал, я бы с ним вообще не разговаривала. Сколько ты от него вытерпела! И опять ему веришь?