Когда охотник становится жертвой
Шрифт:
— За тебя заплатили, киса. За два месяца вперёд. А вот за твоей чудесной задницей я приду лично. А то мне, знаешь ли, прямо завидно…
Рейес бросает телефон. Аппарат звонко удаляется о пол и пропадает в темноте под стойкой.
— Кали, ты трубку разъебала, — констатирует очевидное Нэнси и вопросительно ведёт бровью, мол, чего психуешь.
— Курица. Пизда тупая! — клянёт себя Рейес, меряя широкими шагами пространство за стойкой. Она заворачивает в подсобку. Нэнси спешно уступает ей дорогу, так и не поняв, в чей адрес прозвучали оскорбления, может в её?
Кали складывает два и два. Она помнит что фамилия Хантер, которую она прочла тогда у Кайла на значке, показалась ей смутно знакомой. С самых первых дней Раиса вводила ее в курс дела, рассказывала о «Кобрас» и Гарсии, о братьях Хантер, о «Кровавых» во главе с Дре. Кали тогда впихивала в себя информацию, не разжевывая, многое забыла или не запомнила вовсе, но ожидать, что под шкурой полицейского может оказаться один из лидеров уличной банды, она не могла. Кайл сразил её, выскреб ей мозг, заставил развесить сопли. Заставил влюбиться. И превратил в предмет торга. В оружие для их с «Кобрами» междуусобиц.
Надо съездить в квартиру и забрать оттуда вещи, пока он не вернулся домой. Репутацию дающей бабы она ему не простит — теперь отбиваться от Гарсии и его ублюдков станет вдвойне сложнее. Забрать из сейфа пистолет, купить, наконец, нормальную кобуру и не снимать его никогда. Кали толкает дверь в подсобку и рвётся в свой кабинет. В дверях кабинета она сталкивается с Гейл, та на ходу запихивает пятидесятидолларовую бумажку себе в лифчик. Блядский розовый лифчик, с торчащими нитками и пожелтевшими от долгой носки и редких стирок резинками. Дешёвый, как она сама.
Ровно на секунду в глазах Гейл вспыхивает испуг. Испуг сменяется на деланное равнодушие с нотками пренебрежения — таким взглядом она всегда смотрела на Кали, будто это Кали здесь — тертая проститутка, а она — пуп земли. Зависть, жадность, высокомерие — Кали всегда игнорировала Гейл, ей было не до её, но сейчас, когда она пытается выйти из её кабинета как ни в чём не бывало, сейчас, когда Гарсия выбил у неё почву из-под ног правдой о человеке, который стал ей дорог, у Рейес срывает тормоза.
Она хватает её за руку, дёргает на себя. Гейл в долгу не остаётся — она вырывает руку и толкает Рейес к двери. Гейл сильная — Кали ударяется спиной и затылком, но боли не чувствует, слышит только глухой, деревянный стук и грохот собственного сердца. Рейес отпружинивает от двери, словно прыгает с трамплина в воду, догоняет Гейл в три широких шага и сгребает ее жёлтые, сухие, как солома, волосы в кулак.
Ни одна не издаёт ни звука — Гейл сопит, сцепив зубы, машет руками как попало. У неё нарощенные ногти, синие, с идиотскими звездочками из блёсток — Кали чувствует, как горят царапины на щеке возле уха и на предплечье.
— Сука, — шипит Рейес и таранит её головой в грудь.
Обе с грохотом валятся на пол. Ухает забытое кем-то пластиковое ведро, падает швабра — удивительно, что ещё никто не примчался на шум. Гейл целится ей в перемотанное запястье и, услышав крик, вскакивает на ноги, пытается убежать. Кали хватает её за край блузки. Слышится треск и визг.
— Блять, это моя самая нормальная кофта, дура!
Рейес охватывает азарт. Она мстительно, зло улыбается, дёргает сильнее — в руках остаётся фиолетовый кусок шифона. Секунда заминки, и Кали встаёт на колени, следом на ноги, делает шаг назад и замах. Прямой удар кулаком в лицо заставляет Гейл закричать и завалиться на спину.
— Не вздумай вызывать полицию, сука! Это мои деньги, ты забыла? Моя тысяча, блять! — визжит Гейл, отползая от Кали по коридору. Она запахивает вырез на груди. Возвращать деньги без боя она явно не намерена.
— Отдала ключи, быстро! — Кали надвигается на неё, сжимая руки в кулак. Бинт под повязкой покраснел, рана разошлась, но она не ощущает боли, только дикую, раздирающую изнутри ярость.
— Ты не имеешь права меня задерживать! — Гейл находит опору, поднимается, но остаётся на полусогнутых — готовится для броска. Её голос, как верещание индюшки, высокий, прокуренный. Отвратительный. Гейл шмыгает носом, прогоняя по горлу комок слюны и мокроты заядлого курильщика. — Думаешь, спишь с копом, и сама теперь, как коп? Так вот, не имеешь права, тупая ты соска!
— Я имею право хорошенько тебе въебать, Гейл.
Кали набирает в лёгкие порцию воздуха и делает шаг. Перед глазами вспыхивает, а после всё вокруг смазывается в бесформенное пятно — руки Гейл, клок её волос, разодранный шифон и вывалившаяся из лифчика грудь, смятая пятидесятидолларовая купюра на полу, её собственные руки, сжатые в кулаки, и ненависть. Жгучая, до красных кругов перед глазами. Обида, страх, стыд, ощущение, что её предали — этот блядский узел раздирает нутро, вынуждая бить и быть избитой, потому что эта боль заглушает другую боль.
— Что за сраный курятник?!
Голос Раисы врывается в пространство, режет слух, отрезвляет. Кали видит, что Нэнси бесстрашно встаёт между ними и вместе с Раисой оттаскивает Гейл к противоположной стене. Её саму держат чьи-то руки. Кали оглядывается, высоко задрав голову. Это тот парень, сосед Кайла, которого он нанял ей в помощь.
— Выметайся, — охрипшим голосом шепчет Рейес. Парень расстроенно опускает глаза.
Нэнси в очередной раз выручает её, рассказав в паре предложений всю суть денежных претензий Гейл. Раиса бросает «разберемся» и уводит Гейл в подсобку — поговорить. Гейл вылетает оттуда через пару секунд. Она в слезах, держится за покрасневшую щеку, ни на кого не смотрит.
— А ты в следующий раз сразу ко мне иди с такими вопросами. И не доводи до такого, — строгим тоном отчитывает Раиса, придирчиво осмотрев Кали с ног до головы.
Рейес молча выходит в зал, берет ключи от машины. С визгом тормозов она выруливает с парковки едва не спровоцировав аварию. Злоба всё ещё кипит, как дизель в движке, не давая сомнениям ни единой лазейки, схлопотав штраф за превышение, Кали тормозит возле дома Кайла. Не глядя по сторонам, стараясь не будоражить душу воспоминаниями, она скидывает вещи в сумку, запирает дверь и сбежав по лестнице, бросает ключ в почтовый ящик.