Когда отцветают розы
Шрифт:
Бремя вины, которое она так долго выносила, сделалось вдруг нестерпимым; под его тяжестью она почувствовала желание опуститься на траву. Инстинктивно она закрыла глаза и вытянула руки перед собой.
— Брэд, — прошептала она. — Где ты? Вернись. Скажи, что прощаешь меня.
Где ты? Почему ты не пришел?
Даже сквозь плотно закрытые веки она видела, как он удаляется от нее медленным, ровным шагом, его силуэт тает на расстоянии, и затем он исчезает, так и не оглянувшись. Все ее мысли,
Диана открыла глаза и ухватилась за ближайшую ветку, чтобы сохранить равновесие, пока не прошло внезапное головокружение. Если бы она еще немного простояла в этом трансе, могла попросту потерять сознание. Надо же быть такой идиоткой! Неужели она в самом деле могла надеяться, что призрачная рука дотронется до нее с любовью и одобрением? Да и не этого она хотела. Ей нужно было, чтобы он оказался жив — злой, разочарованный, непростивший, но только живой! И если нечто невидимое тянется к ней из потусторонней темноты, пусть это будет… Пусть это будет… кто угодно, только не ее брат!
Собака лежала тихо, положив голову на лапы, и пристально наблюдала за нею своими карими глазами. Позади ее массивного тела смутно виднелся третий надгробный камень, тень от веток деревьев гуляла по его изуродованной поверхности с надписью, которую невозможно было прочитать. Для кого предназначался камень: для мужчины или женщины? Для юноши или девушки? Неожиданно для себя она продекламировала:
Земные люди во плоти, вы обратились в прах… А скоро нам самим идти туда, где мгла и страх.Последнюю строчку вместе с ней прочитал мужской голос. На долю секунды все в ней вспыхнуло. Но это был всего лишь…
— А, Энди, это ты, — сказала она, обернувшись. — Не заметила, как ты подошел.
Его лучезарная улыбка померкла.
— Не хотел тебе помешать. Присядь. У тебя какой-то болезненный румянец на щеках.
— Куда же я сяду?
Энди указал на поваленное надгробие, но Диана покачала головой, и он удивленно спросил:
— Ты суеверна?
— Наверное. По крайней мере, есть вещи, которых я делать не могу.
— Джордж не стал бы возражать. А хоть и стал бы, пожаловаться некому. Хорошо, тебя устраивает это гнилое бревно?
Диана уселась рядом с ним.
— Когда я приходил сюда в последний раз, те же стихи читал один молодой человек, — объяснил Энди. — Не удержался и подхватил. Извини, если я…
— Ничего, — поторопилась она, не желая, чтобы разговор пошел в другом направлении. — А кто был тот молодой человек? Твой приятель?
— Да. Но пробыл он здесь недостаточно долго, чтобы стать мне другом. Он работал сначала у Уолта, а потом помогал мисс Массер. Интересный парень.
— Далеко не все знают стихи Эмили Диккинсон.
— К примеру, я. Помню только что-то хрестоматийное, что нас заставляли зазубривать в школе.
Диана улыбнулась. Его легкая болтовня успокоила ее окончательно, но ей хотелось вернуть его к прежней теме. Никаких усилий это ей не стоило. Редкий случай, когда так пригодилась привычка всех членов этой семьи говорить помногу и обо всем подряд.
— Брэд — да, так его звали, — пробудил во мне интерес к стихам Эмили, — продолжал Энди. — Кое-что я слышал от него, потом стал читать сам и понял, что недооценивал талант этой дамы. Мы много с ним беседовали о разном. Мне было жаль, когда он уехал.
— А когда это случилось?
Энди, казалось, не удивил ни сам вопрос, ни тон, которым он был задан. Он пожал плечами.
— Не знаю точно. Как я уже сказал, друзьями мы не были. Уолта взбесило, что Брэд собрался и укатил, не попрощавшись и даже не предупредив. По отношению к мисс Массер это выглядело не совсем порядочно, но, как я понимаю, Брэд решил, что она в его услугах больше не нуждается. Она уже забронировала себе комнату в доме для престарелых и выставила свой особняк на продажу — потому я и приезжал сюда так часто в то время. Она попросила меня подыскать покупателя, но была все время недовольна. От двух предложений отказалась. Я не мог сердиться на старушку. Продажа родного гнезда — трудный шаг. Это как заказать себе самой гроб. Потом я даже подумал, уж не отъезд ли Брэда сделал ее более сговорчивой.
— Ты хочешь сказать, что он уехал, не сказав старой леди ни слова? Он был, должно быть, — она кашлянула, чтобы прочистить горло, — избалованным и безответственным человеком, — закончила она фразу.
— Не сказал бы. Этот поступок как раз был совсем не похож на него. Ей-то он сказал наверняка, только она уже не в состоянии была помнить даже собственное имя. Он был с ней так обходителен, а с мисс Массер ужиться мог бы не всякий, поверь мне. И дело было не только в дряхлости и старческом маразме. Она и прежде была с норовом. Правда, мне она все равно нравилась. И Брэду тоже, хотя она изводила его придирками и твердила, что он ее обирает.
— То есть ворует у нее?
— Старики все такие, — небрежно сказал Энди. — Паранойя. Она считала, что ее обворовывают все, и я в том числе. Бог свидетель, у нее нечего было взять, кроме дома и земельного участка.
— Никаких припрятанных фамильных драгоценностей или антиквариата?
— Она коллекционировала бутылочки из-под эвонской воды. Тебе станет понятно после этого, чего нам стоило избавиться от ее хлама. Было тут несколько мало-мальски ценных предметов, их купили здешние старьевщики. Что же до сокровищ в тайнике… Мысль завлекательная, но, увы…
Тяжелая и пьяная от меда пчела ткнулась на лету ему в лоб. Он мягким жестом смахнул ее. Пока Диана формулировала невинный вопрос для продолжения разговора, Энди заполнил паузу сам.
— Когда я впервые пришел на это место, вся ограда полыхала от роз. Это ведь Брэд обнаружил остатки старых роз и прополол их.
— А я думала, что это сделала твоя мама.
— Она тоже так считает, — Энди усмехнулся. — Ты уже знаешь мою матушку. Энтузиазм частенько перешибает память. Они с Чарльзом подыскивали себе дом, я привез их сюда. Мама предложила обойти окрестности. К моему разочарованию, розы уже отцвели, но мама сумела найти «Дамасскую Осеннюю», защебетала, замахала руками, сбилась на свою латынь. И вот так одна розочка решила судьбу дома.