Когда отцветают розы
Шрифт:
Диана воздержалась от вопроса, почему Мэри-Джо вдруг понадобилось пристанище. После разговора с Уолтом в этом не было необходимости. Она чувствовала себя как человек, попавший на зыбучие пески, каждый новый шаг был чреват опасностью. Угроза могла таиться в любом неосторожном слове. Мэри-Джо сооружала вокруг себя непроницаемую раковину годами. Ее не разрушить ни за час, ни за день, ни за неделю.
— Жаль, меня не было здесь, чтобы поговорить с ней. Надеюсь, у них все хорошо?
— Они прекрасно проводят время, — ответила Мэри-Джо с улыбкой. — Миссис Николсон взахлеб рассказывала
— Наверное… То есть да, конечно.
— Там невероятно красиво, по ее словам. Хотела бы я однажды поехать и посмотреть. Хотя есть столько мест, куда бы мне хотелось попасть.
Диане в этот момент меньше всего нужно было продолжение разговора о садах. Она обратила внимание Мэри-Джо на собаку, которая взобралась по ступенькам следом за ними, и теперь, тяжело дыша, переводила взгляд с одной женщины на другую.
— Подбросим монету, в чьей комнате будет спать Бэби? — в шутку предложила Диана.
— Не надо. Забирай ее к себе, — сказала Мэри-Джо. — Кстати, не хочешь ли воспользоваться?
Она сунула руку в карман и достала кучку ватных тампонов.
— Зачем?
— В уши. Теперь пусть в библиотеке хоть национальный симфонический оркестр репетирует.
— Неплохая идея, спасибо.
На этом они расстались. Мэри-Джо говорила серьезно. Входя к себе в комнату, она вставляла вату в уши. Диана усмехнулась и последовала ее примеру. Из всех суровых рационалистов, которых она встречала, включая и отца, Мэри-Джо была наиболее закоренелым. С неразрешимыми вопросами она справлялась самым простым способом — переставала обращать внимание на их существование. Что ж, кто осмелится осуждать ее за это?
Затычки в ушах помогли или так получилось само собой, но только сон Дианы в эту ночь ничто не потревожило. Заглушить шум подъехавших к дому машин вата не смогла. Спустившись в кухню, Диана обнаружила, что Мэри-Джо уже покормила кошек и сварила кофе. В записке, которую она оставила на столе, опять упоминалось о мытье туалетов. Перечитывая ее, Диана не сдержала улыбки.
Диана наскоро позавтракала и вышла из дома. Рабочие укладывали камни, возводя стену и верхнюю кромку водопада над прудом. Некоторые из валунов были преогромные. Уолт, зажав в кулак ушибленный палец, не был настроен на разговоры. Ее заботливые расспросы, что с пальцем, вызвали только грустную ухмылку.
— Новый камин для библиотеки привезут с минуты на минуту. Куда им его пока пристроить? — спросила Диана.
Уолт помрачнел еще больше, но тут влез вечно жизнерадостный Джек:
— Я знаю, что с ним делать, и охотно этим займусь.
— Ладно, валяй, — нехотя согласился Уолт и отошел.
— Он считает, что только сам может со всем справиться, — добродушно проворчал Джек ему вслед. — Что это за камин, мадам? Его нужно убрать под крышу или хотя бы под навес?
Так оно и оказалось. Мрамор был отмыт и отполирован до блеска. По обе стороны камина грациозные кариатиды слегка изогнули стан, поддерживая каминную доску, увитую позолоченными цветами и листьями. Сарай явно не подходил для такого великолепия. Диана не заглядывала туда со времени грозовой ночи. Только сейчас она смогла разглядеть, каким был урон, нанесенный упавшими воротами. Их оставили на месте. Верхняя перекладина сокрушила доски, образовав огромную дыру с неровными краями. Точно так же могли быть раздроблены ее кости.
— Быть может, сюда? — спросил Джек, указывая место рядом со второй створкой ворот, по-прежнему стоявшей вертикально.
— Нет, только не сюда! — резкость ее реакции, похоже, удивила ее спутника. — Пусть несут сразу в библиотеку. Мне надо было сразу сообразить. Извините, что побеспокоила вас, Джек.
После того как новый камин был водружен на временное место, она опять вышла на свежий воздух. У задней двери ее поджидала Бэби. В ее сопровождении Диана пошла через луг.
Трава, которая всего несколько дней назад едва показалась из земли, теперь щекотала ее лодыжки. Дни установились теплые, с обилием влаги, и зелень пошла в буйный рост. Побеги начали уже опутывать могильные камни.
«Джордж» снова упал лицевой стороной вниз. «И ладно, пусть полежит так, если ему угодно», — подумала Диана.
Значит, Брэд первым обнаружил надгробия? Тогда немного странно, что он ни словом не обмолвился о них в письмах. Как раз такие находки легко зажигали его писательское воображение. Если только… Она наморщила лоб, напрягая память. В одном из писем говорилось что-то про игру в археолога, и точно — там присутствовало слово «камни». Только она решила поначалу, что имеются в виду какие-то руины.
Ей следовало захватить с собой все письма Брэда до единого, а не только самое последнее. Но как смогла бы она забрать их и избежать объяснения с матерью.
Энн, ее мать, уже убедила себя, что сына нет в живых. Связка писем, перехваченных голубой ленточкой, словно любовные послания, для нее была свята. Диане удалось незаметно вытащить из пачки только один конверт, и ей оставалось надеяться, что матушка не заметит пропажи. Лишить же ее всех драгоценных писем сразу было просто немыслимо. Отец попытался однажды сделать это, попрекая ее «вздорной одержимостью» и склонностью к «абсурдным мелодрамам». Энн забилась в такой истерике, что ее пришлось отправить в больницу. Потом ей было необходимо посещать своего психиатра пять раз в неделю и поглощать успокоительные таблетки как земляные орешки.
Впрочем, так ли ей нужны письма брата, спрашивала себя еще и еще раз Диана. Почти все они были краткими и содержали крайне мало полезной для нее сейчас информации. Он рассказывал, чем занимается, но не делился своими мыслями или чувствами.
Она долго боялась себе в этом признаться, и теперь внезапное осознание ощутилось, как резкая пощечина. Неужели он был настолько в ней не уверен, что опасался раскрыться ей и свободно выразить в письмах то, что чувствовал? Она получала от него даже не письма, а так — записки. И это от будущего писателя, который мог часами писать в уединении вместо того, чтобы делать домашнее задание, играть в футбол за школьную команду или заниматься чем-то столь же респектабельным с точки зрения отца. Почему она раньше не видела, сколь многого не хватает в его письмах?