Когда под ногами бездна (upd. перевод)
Шрифт:
Он читает мои мысли; что ж, ведь это Фридландер-Бей! Как ни странно, чем сильнее я запутывался в его паутине, тем легче становилось общаться со старым пауком. Например сейчас, отказываясь от его «предложения», я не трясся от страха перед последствиями.
— О шейх, мы пока даже не обговорили, кто наш противник. Разве можно, не обнаружив врага, найти наилучшее орудие мести?
Молчание. В моих ушах, словно удары колокола, отдавалось биение собственного сердца. Папа чуть приподнял брови, потом лоб его разгладился.
— Ты вновь доказал, племянник, что я не ошибся в выборе доверенного помощника. Ты прав. С чего же ты предлагаешь начать?
— О шейх,
Фридландер-Бей задумчиво кивнул:
— Оккинг располагает данными, которых нет у тебя, ты — сведениями, которых нет у него. Кто-то должен составить единую картину, и я предпочитаю, чтобы это был ты, а не наш верный слуга закона. Да, я одобряю твое предложение.
— Те, кто видят тебя, живут в мире, о шейх.
— Пусть дарует тебе Аллах счастливое возвращение из похода.
Я не считал нужным посвящать его в свои истинные планы: присмотреться как следует к герру Люцу Сейполту. То, что я знаю о Никки и обстоятельствах ее убийства, придает делу гораздо более зловещий смысл, чем соглашаются признать Папа или Оккинг. Вдобавок, у меня имеется неизвестный модик, лежавший в сумочке Никки. Я никому о нем не сказал. Необходимо с ним разобраться. Буду держать рот на замке и насчет других находок — кольца и скарабея.
Потребовалось не больше пары минут, чтобы покинуть дом Фридландер-Бея, но найти такси оказалось невозможно, и в конце концов я отправился в Квартал пешком. Но я особо не огорчался, потому что всю дорогу вел с собой мысленный спор. Вот какие аргументы рождались в моей голове:
Мое первое «я» (боится Папы): «Почему ты не желаешь работать так, как он хочет? Собери факты, а босс пусть сам решает, что предпринять дальше. Смотри, пойдешь по другому пути — сделают инвалидом! Или даже убьют!»
Мое второе «я» (боится смерти и прочих несчастий): «Потому что каждый новый шаг неумолимо приближает меня к парочке — парочке, умник! — психопатов, которым сто раз наплевать, живой я или труп. Вообще-то, если хорошенько подумать, любой из них не пожалеет усилий, чтобы всадить мне пулю между глаз или перерезать глотку. Вот почему!»
У воображаемых оппонентов имелся богатый арсенал вполне разумных, безупречно логичных доводов. Похоже на призрачный турнир по теннису: один мощным ударом посылает свое умозаключение, словно мячик, через сетку, другой — отбивает на сторону соперника, опровергая его. Силы примерно равны, так что поединок может продолжаться вечно… Спустя какое-то время я заскучал и перестал следить за ходом игры. В конце концов, у меня теперь есть возможность стать аль-Сидом, Хомейни, или другой великой личностью — так в чем же дело? Почему меня до сих пор мучают подозрения и страхи? Ни одного из тех, кого я знал, не терзали никакие сомнения! И трусом я не был. Вопрос: сколько еще мне потребуется копить решимость, чтобы наконец вставить модик?
Ответ не заставил себя долго ждать. Заходя в Ворота, я услышал вечерний призыв муэдзина. В городе их голоса звучат по-ангельски кротко, но стоит попасть в Будайин, и в них уже слышится упрек… Или у меня разыгралось воображение? Я забрел в ночной бар Чириги и сел у стойки. Хозяйку я не застал. Посетителей обслуживала Джамиля, проработавшая здесь две недели. Она уволилась, когда подстрелили русского, а теперь, значит, все-таки решила вернуться. Люди у нас часто бегают с места на место: нанимаются в один из клубов, затем их выгоняют или они, повздорив из-за пустяка, уходят сами, устраиваются в другое заведение, но в конце концов, словно попали в заколдованный круг, спешат к началу пути. Джамиля завершала свой цикл быстрее других. Если девочке удается где-нибудь продержаться дней семь, это для нее выдающееся достижение.
— А где Чири? — спросил я.
— Придет в десять. Выпьешь?
— Бингара и джин со льдом.
Джамиля кивнула и повернулась, чтобы приготовить коктейль.
— Ой, чуть не забыла, тебе звонили. Оставили записку. Сейчас посмотрю.
Я удивился. Кому я так срочно понадобился, и откуда он знал, что я зайду сюда сегодня вечером?
Джамиля вернулась с напитком и бумажной салфеткой, на которой было нацарапано два слова: «Позвони Оккингу». Я заплатил, и она молча отошла.
Подходящее начало для новоиспеченного супермена: не успел освоиться после госпиталя — и сразу таинственное задание! Нет покоя грешным душам… Тянет на мой персональный девиз. Я отцепил от пояса телефон, пробормотал код Оккинга и стал ждать ответа.
— Слушаю, — отозвался он наконец.
— Марид Одран.
— Отлично. В больнице сказали, что ты уже выписан. Я связался с твоей подружкой, она не в курсе; позвонил в «Солас», где ты обычно ошиваешься, но тебя не видели. Поэтому я оставил записки в разных местах, где ты бываешь. Жду тебя через полчаса.
— Непременно приду, лейтенант. Где ты?
Он продиктовал номер комнаты и адрес отеля, принадлежащего Содружеству Фландрии, расположенного в самом богатом квартале города. Никогда не заглядывал в него и даже близко не подходил. Там живет другой сорт людей.
— А что случилось?
— Убийство. Всплыло твое имя.
— Ничего себе! Я знаю жертву?
— Да. Странное дело, как только ты лег в больницу — никаких новых трупов. Почти три недели тишина и покой. Стоило тебе выйти, и в тот же день вернулось царство ужаса…
— Ладно, лейтенант, сознаюсь, ты меня поймал! Будь я посообразительнее, организовал бы парочку злодейств, пока прохлаждался в палате, чтобы отвести подозрения.
— Какой ты умник, Одран. Что ж, тем хуже для тебя.
— Ты так и не сказал, кого пришили.
— Приезжай быстрее. — Он прервал разговор.
Я залпом допил коктейль, оставил Джамиле пол-киама чаевых и вышел наружу. Билл так и не появился на своем обычном месте. Я сторговался с другим таксистом, и мы помчались к отелю. У дверей номера меня остановил полицейский, стоящий за огораживающим место преступления желтым барьером. Я сообщил, что меня ждет лейтенант. Легавый узнал имя и пропустил меня.
Комната походила на бойню. Куда ни посмотри, везде кровь: красные лужи на полу, потеки на стенах, пятна на кровати, на стульях и бюро, на ковре… Убийца не пожалел ни времени, ни сил, чтобы, расправляясь с очередной жертвой, расписать все вокруг: настоящий этюд в багровых тонах. Он, видимо, наносил удар за ударом, как при ритуальных жертвоприношениях. Дьявольски жестоко, нелепо, безумно. Ни Джеймс Бонд, ни даже неведомый второй психопат так не поступали. Либо у нас появился третий маньяк, либо кто-то из старых знакомых обзавелся другим модиком. В любом случае, о прежних теориях придется забыть. Только такого поворота нам и не хватало для полного счастья.