Когда приходит Андж
Шрифт:
Это был роман о смерти, о победе над нею, о ее несущественности: вероятно, чуя свою, уже близкую, из-за скалы мигающую, Жан бессильно пытался спасти себя.
Именно поэтому он торопился, лихорадочно и бестолково пытаясь втиснуть в единственный роман все свои замыслы, все свои дальние планы… Не удивительно, что Жан номер два, вскоре тоже начал писать романы, углубляя матрешистоть, пока не замкнул круг: последний его роман был уже о верхнем, самом большом Жане, который, чтобы добиться любви прекраснейшей из девчонок, писал в дешевую тетрадку роман. Все эти дочерние романы были схематичны, туманны, их единственным назначением было объяснить основной роман, и в щедро разбросанных по тексту комментариях к ним гипотетический читатель узнавал именно его, тот самый роман, в котором уже изрядно запутался несчастный автор…
Разделавшись с монстрами, преодолев подземный лабиринт, он выходит один на один с главным антагонистом, многоруким чудовищем, чей лик, напоминающий полную луну, ужасен настолько, что простые смертные гибнут от разрыва сердца, едва лишь взглянув на него. Но Жан к тому времени стал настолько могучим, что поединок вполне ему по силам. Конец получился мажорным: виновники наказаны, враги уничтожены, прекрасная пленница возвращена, Жан находит в ее лице свою вожделенную любовь.
Будучи романом приключенческим, «Герой», казалось, не претендовал ни на что большее, читался легко, забывался быстро, тем самым, как и все они, провоцируя перечтение в будущем. В этом-то и была его тайна…
Взявшись за повторное чтение, вы неожиданно для себя находили под той же обложкой совсем другой роман, мало чем похожий на первый. Вы чертыхались, передергивали страницы, думая даже, что вовсе перепутали книги… Прошло уже несколько лет. Вы почти перестали читать, нагруженные возрастом, озабоченные лишь одним — как заработать деньги на жизнь. Иногда, впрочем, вы перечитываете что-то старое, остросюжетное, чтобы отвлечься от постоянно гнетущих мыслей… Вы уже открыли для себя удивительный мир компьютерных игр, чему способствовал подрастающий сын. И внезапно вы понимаете, что в первый раз автор беспардонно провел вас, ведь роман «Герой» — это ничто иное, как…
Оказывается, прежде вы видели в романе лишь одно из двух равноправных прочтений, его духовную или, точнее, культурную версию. Эта версия предполагала наличие всех обычных атрибутов художественной прозы: выдуманных автором персонажей, выдуманных интерьеров, пейзажей и обстоятельств. Изначально считалось, что в романе есть персонажи, есть их отношения и всяческие обстоятельства. В романе, который сочинял Жан, это было не так или не совсем так.
В нем нет никаких персонажей, никаких взаимоотношений, образов и т. п. Правда, присутствуют пейзажи и интерьеры. Есть некое словесное поле. Герой же в романе только один, и он вовсе не является Жаном Ниязовым, потому как никакого Жана Ниязова не существует.
Перед вами фигуры компьютерной игры. Романа, как такового, в принципе нет, есть только компьютерная игра, ходилка — чудовищный по размерам и все же конечный набор цифр и кодов-символов огромной программы. Героем же всего этого является не Жан, не даже читатель, а некий человек или, лучше, художественный персонаж, тускло глядящий в подводную мглу монитора.
Но обо всем этом в романе не было сказано ни единого слова, не читалось это даже и между строк, просто, благодаря особому способу письма, одни и те же слова играли двойную роль, возделывая на бумаге два разных текста, растворенные один в другом.
Теперь уже совершенно по-новому объяснялись и прилив сил героя, и обостренное зрение, как непременные условия успеха игры, ее элементарный score , и недосягаемый путеводитель, который суть ничто иное, как manual пользователя, и бесконечные смерти — всего лишь этапы сохранения игры…
О, как бы хотелось где-нибудь сохраниться, заново переписав иные моменты земной жизни: не поддаваться на провокации Анджа, не брать сомнительной, неизвестно чем забитой папиросы, не красться по карнизу со своей дурацкой тыквой, не убивать эту маленькую девушку, чья вина была только в том, что она стала жертвой любви старика…
Герой второй версии романа — это некий реальный человек, с помощью клавиатуры и мыши управляющий поведением Жана Ниязова. В первой версии этот герой — невидимка, его попросту нет. Это чисто полиграфический герой, персонаж курсивного шрифта, его мысли, его отчаянные вопли естественным образом присваиваются Жану во-первых, и мудрому резонерствующему автору, во-вторых. Постижение тайны романа, его второй версии рождает этого своеобразного героя: по ряду признаков ясно, что курсивные пласты романа принадлежат ему, как и рисунки, которые делает якобы Жан, как и само движение этой прозы. Во второй версии вместе с Жаном исчезает и автор, замещаясь Незнакомцем, чей характер существенно отличается от характеров как Жана так и автора.
Маленький человечек, собственно, герой , уверенно двигался по экрану, он мог лишь брать и переносить какие-то вещи, перепрыгивать препятствия, карабкаться на стены, в то время как все слова принадлежали Незнакомцу: это он был доктором наук, выброшенным за грань бытия, это он страдал от несчастной любви, и ничего ему не оставалось в жизни, только уныло сидеть перед монитором, елозить мышью по коврику, щелкать в ночной тишине клавишами…
Такое взаимное проникновение было вполне естественным, так как роман существовал на стыке двух противоположных культур — одной, навсегда уходящей, культуры слов, речей и мыслей, и другой, неумолимо идущей на смену — культуры знака, движения, пиксела.
Едва осознав мощь своего таланта, способность извергать тяжелые, как вулканические камни, слова, Жан понял, что проиграл, опоздав на каких-нибудь два десятка лет, когда еще можно было совершить что-то в мире с помощью слова, хотя бы сыграть ему — слову — последний гениальный реквием. Но увы — письменность, как таковая, стремительно уходила из обихода человечества, как некогда ушли, скажем, ритуальные танцы… Словесный урожай был собран, наступила промозглая осень цивилизации, лишь близкий конец света казался достойным завершением процесса.
И жизнь немедленно, как это бывает всегда, предъявила свои доказательства этой внезапной мысли.
21
— Ха-ха-ха!
— Хи-хи-хи!
— Ху-ху-ху!
Жан ходил по пустому двору, не понимая, откуда раздается смех. Всюду — на лавочках и на перилах бассейна, в его зеленоватой воде, просто на земле — валялось множество бумажных голубей, невесть откуда взявшихся… Он наклонился, поднял одну из бумажек — вырванный из тетради, клетчатый листок, мелко исписанный… Да это же…