Когда пробьет восемь склянок (пер.Исхаков В.Э. редакция 2024 г.)
Шрифт:
Бабье лето непродолжительно на западном побережье Шотландии — наступившая ночь лишний раз подтвердила это. Погода была обычной. Холод, ветер, темно, как в преисподней, правда штормило несколько больше обычного. Сразу же, как мы отошли от пирса, я вынужден был включить прожектор на крыше рулевой рубки. Западный вход в пролив между Торбеем и островом Гарв в ширину не менее четверти мили, я легко мог найти его вслепую, ведя судно по компасу, но здесь болталось множество небольших яхт, и даже если на них позаботились включить стояночные огни, я все равно не разглядел бы их сквозь моросящий дождь. Ручка управления прожектором находилась под потолком рулевой рубки. Я переместил луч прожектора вперед и вниз, потом провел им по дуге градусов в сорок по обе стороны от курса.
Я осветил первую лодку через пять секунд — не яхту, стоящую на рейде, а весельную шлюпку с гребцами, медленно двигающуюся по волнам. Сидящий на носу лицом ко мне человек был одет в водонепроницаемый плащ и темный берет, в руках у него было оружие. С пятидесяти метров трудно установить тип оружия, но походило оно на пистолет-пулемет Шмайсера. Несомненно, это был Жак-пулеметчик. Лица человека, сидящего на веслах, видно не было, он сидел ко мне спиной. Но такая широкая мощная спина, я сразу понял — это Квинн. Человек, скорчившийся на корме лодки, был почти невидим, зато я сразу заметил блеск пистолета в его руке. Господа Квинн, Жак и Крамер направлялись с визитом вежливости, как сказала бы Шарлотта Скурос. Но они не придерживались назначенного времени.
Шарлотта Скурос была справа от меня, в затемненной рулевой рубке. Она появилась всего три минуты назад, до этого она сидела взаперти в салоне. Дядюшка Артур стоял слева, оскверняя свежий ночной воздух дымом своей сигары. Я потянулся за фонариком, а правой рукой пощупал карман, чтобы проверить, на месте ли "Лилипут". Он был на месте.
Я сказал Шарлотте Скурос:
— Откройте дверь рулевой рубки, выйдите, снова прикройте ее и встаньте где-нибудь а стороне. — Потом обернулся к дядюшке Артуру: — Возьмите штурвал, сэр. Когда я скажу, поверните резко влево. Затем снова курс на север.
Он молча встал за штурвал. Я услышал, как щелкнул замок правой двери. Мы делали не более трех узлов. До лодки было метров двадцать, и если бы мы продолжили идти прежним курсом, то оставили бы их по меньшей мере в десяти метрах по левому борту. Я направил луч прямо на лодку, и те двое, что сидели к нам лицом, подняли руки, чтобы защитить глаза от света прожектора. Квинн перестал грести. Затем я увидел, что Жак наводит свой пистолет-пулемет на наш прожектор, и тут я резко двинул вперед сектор газа. Дизель взревел на полных оборотах, "Файркрест" вздыбился и рванул вперед.
— Лево руля! — крикнул я. Дядюшка Артур завертел штурвал. Нас положило на левый борт. Пламя вырвалось из ствола пистолета-пулемета, беззвучное пламя — Жак пользовался глушителем. Пули срикошетили от алюминиевой фок-мачты и прошли мимо рулевой рубки и прожектора. Квинн понял, что происходит, и глубоко погрузил весла в воду, стараясь уйти в сторону. Поздно. Я крикнул: "Руль прямо!", убавил газ и выпрыгнул через правую дверь.
Мы ударили как раз в том месте, где сидел Жак, пропороли форштевнем нос лодки, опрокинули ее, и всех троих выбросило в воду. Останки лодки и две барахтающиеся фигуры медленно двигались вдоль правого борта "Файркреста". Луч фонарика выхватил из тьмы того, кто был ближе к нам. Жак со своим пистолет-пулеметом, он держал его высоко над головой, инстинктивно стараясь уберечь от воды, хотя оружие все равно вымокло, когда шлюпка перевернулась. Я свел вместе левую руку с фонариком и правую с "лилипутом", целясь вдоль узкого яркого луча. Дважды нажал спусковой крючок "лилипута", и яркий калиновый цветок расцвел там, где было лицо Жака. Он ушел вниз, будто его утащила акула, с автоматом в судорожно вытянутых руках. Это действительно был пистолет-пулемет"Шмайссер". Еще один оставался на поверхности, и это был не Квинн — тот, наверное, поднырнул под "Файркрест" или прятался под обломками шлюпки. Я выстрелил дважды во второго, и он начал кричать. Через две или три секунды крик перешел в бульканье. Я услышал, что кого-то рядом стошнило. Хорошо, если в море. Шарлотта Скурос. У меня не было времени для Шарлотты Скурос, у меня вообще не было времени. Дядюшка Артур продолжал выполнять команду "Руль прямо!", и "Файркрест" собирался разрубить старый каменный пирс Торбея пополам. Горожанам это бы не понравилось. Я прыгнул в рулевую рубку, вывернул руль до отказа влево и совсем убрал газ. Потом снова выскочил наружу и оттащил Шарлотту Скурос, перевесившуюся через леерное ограждение, чтобы она не ударилась головой об одну из поросших ракушками свай пирса. Задели мы пирс или нет, сказать трудно, но ракушкам наверняка пришлось плохо. Я вернулся в рулевую рубку, тащя за собой Шарлотту Скурос. Я тяжело дышал. Все эти прыжки туда-сюда сбивают дыхание. Я спросил:
— Простите, сэр, что вы хотели сделать?
— Я? — Адмирал был возбужден, как медведь, разбуженный от спячки в январе. — А что, что-то случилось?
Я сдвинул сектор газа до отметки "малый вперед", взялся за штурвал и добился того, чтобы "Файркрест", встал на курс "норд".
— Вот так и держите, пожалуйста, — сказал я и пошарил вокруг прожектором. Вода была темной и пустынной, как в первый день творения, но духа божьего не было видно. Я ожидал, что в Торбее загорятся все огни — эти четыре выстрела, даже из "лилипута", были достаточно громкими, а уж скрежет, когда мы задели сваи, должен был всех поднять на ноги. Видимо, джину было выпито как никогда много. Я посмотрел на компас: норд-норд-вест. Как медоносную пчелу к цветку, как железо к магниту, дядюшку Артура тянуло прямо к берегу. Я забрал у него штурвал, спокойно, но твердо сказал:
— Вы немного отклонились назад к пирсу, сэр.
— Видимо, так и есть. — Он вынул носовой платок и протер монокль. — Проклятое стекло запотевает в самый неподходящий момент… Я уверен, Калверт, что вы не стреляли наугад.
Дядюшка Артур стал очень агрессивен за последние часы: в большой степени благодаря Ханслетту.
— Мне попались Жак и Крамер. Жак был вооружен автоматом. Он убит. Думаю, что Крамер тоже. Квинн ушел… — Ну и заваруха, думал я уныло, ну и влип же я. На пару с дядюшкой Артуром в этих полуночных водах. Я всегда знал, что зрение у него слабое, но не ожидал, что после захода солнца он слеп как летучая мышь. Так что все свои планы мне придется осуществлять в одиночку. Это требовало радикального пересмотра планов, но я никак не мог сообразить каким образом это сделать.
— Ну что ж, не плохо, — бодро сказал дядюшка Артур. — Жаль, что Квинн ушел, но в целом неплохо. Слуги дьявола получили по рогам. Как вы думаете, они будут преследовать нас?
— Нет. По четырем причинам. Во-первых, они еще не знают, что произошло. Во-вторых, оба их рейда сегодня кончились плохо, и им не стоит торопиться с новыми вылазками. В третьих, им понадобится катер, а не "Шангри-Ла", а если их катер пройдет хоть сотню ярдов, я потеряю веру в полезные свойства сахара. В четвертых, надвигается дымка или туман. Огни Торбея уже не видны. Они не смогут нас преследовать, потому что просто не найдут.
В тот момент единственным источником света в рубке был отраженный свет лампочки нактоуза [6] . Вдруг вспыхнул верхний свет. Рука Шарлотты Скурос лежала на выключателе. Ее лицо было изможденным, и она так пристально смотрела на меня, словно я был пришельцем из иных миров. Это не был тот знакомый всем мужчинам Европы, вызывающий восхищение взгляд великой актрисы.
— Что вы за человек, мистер Калверт? — На этот раз не "Филип". Голос звучал ниже и грубее, чем обычно, в нем слышалось потрясение. — Вы… вы не человек. Вы убили двух людей и продолжаете разговаривать спокойно и рассудительно, будто ничего не произошло. Кто же вы, скажите, ради бога? Наемный убийца? Это… это невероятно. У вас что — нет чувств, эмоций, нет жалости?
6
Нактоуз — ящик, в котором расположен судовой компас, а также некоторые другие навигационные инструменты.
— Есть. Мне жаль, что я не убил и Квинна.
Она посмотрела на меня с каким-то ужасом в глазах, затем перевела пристальный взгляд на дядюшку Артура. Она обращалась к нему, и голос ее упал до шепота.
— Я видела этого человека, сэр Артур. Я видела, как пули пробили его лицо. Мистер Калверт — он должен был арестовать его, вытащить его из воды, и передать в руки полиции. Но он не стал делать этого. Он убил его. И второго тоже. Не спеша, преднамеренно. Почему, почему, почему?
— Здесь не возникает вопроса "почему?", моя дорогая Шарлотта. — Дядюшка Артур говорил почти раздраженно. — Здесь не требуются оправдания. Если бы Калверт не убил их, они убили бы нас. Они приплыли для того, чтобы убить нас. Вы же сами нас предупредили. Чувствуете ли вы угрызения совести, убивая ядовитую змею? Эти люди ничем не лучше. А что касается их ареста… — Дядюшка Артур сделал короткую паузу — может быть, для того, чтобы скрыть усмешку, а может, чтобы поточнее припомнить заключительную часть проповеди, которую я прочел ему сегодня вечером. — В этой игре нет промежуточных стадий. Убивай или будешь убит. Эти люди смертельно опасны, их не следует предупреждать… — Добрый, старый дядюшка Артур, он запомнил практически всю проповедь, слово в слово… Она посмотрела на него долгим взглядом, лицо ее было непроницаемо. Потом повернулась, посмотрела на меня и ушла из рубки.