Когда пробьет восемь склянок (пер.Исхаков В.Э. редакция 2024 г.)
Шрифт:
— Нет, нет, я искренне сожалею, что ворвался к вам столь бесцеремонно… Да, благодарю вас, пожалуй не откажусь, если вам не трудно. Да, и содовой, пожалуйста. — Казалось, дядюшка Артур пожаловал лишь для того, чтобы промочить горло на сон грядущий. — Спасибо, спасибо. Ваше здоровье, леди Скурос. Ваше здоровье джентльмены… Не хотелось бы вас задерживать, но буду очень благодарен, если вы поможете нам. Я и мой друг, мы очень обеспокоены, поверьте очень… Куда же он подевался? Я думал, он идет следом за мной…
Так, время реплики Калверта. Я опустил воротник непромокаемой куртки, который закрывал нижнюю часть лица, откинул зюйдвестку, скрывавшую лицо до самых бровей, вежливо постучал и вошел:
— Добрый вечер леди Скурос. Добрый вечер, джентльмены. Прошу прощения за вторжение, сэр Энтони.
Кроме дядюшки Артура их было шестеро — в дальнем конце салона, у камина. Сэр Энтони стоял, остальные сидели. Шарлотта Скурос, Дольман, управляющий Скуроса, Лаворски — его банкир, лорд Чернли — маклер, и пятый, которого я не узнал. Все держали в руках бокалы.
Их реакция на мое внезапное появление была интересной. Старин Скурос изобразил нечто среднее между неудовольствием и задумчивостью. Шарлотта Скурос послала мне натянутую улыбку. Дядюшка Артур не преувеличивал: кровоподтек у нее на лице был внушительный. Лицо незнакомца ничего не выражало, лицо Дольмана было непроницаемо, у Лаворски оно, казалось, было высечено из мрамора. Зато у лорда Чернли было такое выражение, словно он в полночь забрался в церковь на кладбище и кто-то схватил его за плечо. Конечно, мне могло это показаться. Но что уж мне точно не показалось, так это звон упавшего на ковер его хрустального бокала. Прямо сцена из мелодрамы викторианских времен. Наш маклер-аристократ, видимо, еще сохранил остатки души. За других я бы не поручился. Дольман, Лаворски, и, особенно, сэр Энтони могли заставить свои лица выражать все что им было нужно.
— Боже мой, Петерсон — Тон Скуроса выражал удивление, но не удивление при виде человека, восставшего из могилы. — Я и не подозревал, что вы знакомы друг с другом.
— Господи, да, конечно же. Мы с Петерсоном коллеги, Тони. ЮНЕСКО, вы же знаете. — Дядюшка Артур всегда выдает себя за представителя ЮНЕСКО, эта крыша помогает ему оправдывать частые поездки за границу. — Морская биология настолько же составная часть культуры, как и науки. Петерсон один из лучших моих организаторов. Я имею в виду публичные лекции. Он выступает в Европе, Азии, Африке, Южной Америке. — Это было близко к истине, только не с лекциями я туда ездил. — Я даже не знал, что он здесь, пока мне не сказали об этом в отеле. Но, дорогой мой, речь не о нас. Речь идет о Ханслетте. Коллеге Петерсона. И моем, конечно. Мы не можем его найти. В деревне его нет. Ваше судно ближайшее. Вы его не видели?
— Боюсь, что нет, — сказал Скурос. — А остальные? Нет? Никто? — он нажал кнопку звонка, появился стюард. Скурос велел ему расспросить команду, и стюард вышел. — Когда он исчез, мистер Петерсон?
— Понятия не имею. Я оставил его, когда отправился на работу. Меня не было целый день, я собирал образцы. Медузы, — невесело рассмеялся я и потер пылающее лицо. — Боюсь, что какой-то ядовитый вид. А когда я вернулся, от него не осталось и следа.
— Ваш друг умеет плавать, мистер Петерсон? — спросил незнакомец. Я посмотрел на него: мрачный коренастый тип лет сорока, с цепкими черными глазами, глубоко посаженными на загорелом лице. Бесстрастные лица были здесь в моде нынче, поэтому и я постарался остаться бесстрастным. Но это было нелегко.
— Боюсь, что нет, — спокойно сказал я. — Боюсь, что вы думаете о том же, что и я. У нас нет на корме леерного ограждения. Один неосторожный шаг и… — Я замолчал, поскольку явился стюард и доложил, что никто Ханслетта не видел. После этого я продолжил: — Думаю, надо немедленно сообщить об этом сержанту Мак-Дональду.
Оказалось, все разделяют мое мнение, так что мы сразу же вышли. Холодный дождь хлестал сильнее, чем прежде. На нижней площадке трапа я притворился, что поскользнулся, некоторое время отчаянно размахивал руками, а затем свалился в море,увлекая за собой стойку леерного ограждения, вместе с закрепленным к ней фонарем. Дождь, ветер и внезапная темнота вызвали некоторое замешательство, поэтому им потребовалось не меньше минуты, пока меня вытащили на палубу. Старина Скурос выразил сочувствие и предложил мне переодеться немедленно, но я вежливо отказался, и мы с дядюшкой Артуром возвратились на "Файркрест". По дороге мы молчали.
Как только мы привязали шлюпку, я сказал:
— Когда вы обедали на "Шангри-Ла", вы, наверное, рассказали им какую-то басню, чтобы оправдать свое появление, да еще на катере военно-воздушных сил?
— Да. И довольно достоверную. Я сказал им, что проходящая в Женеве конференция ЮНЕСКО приостановлена из-за отсутствия некоего доктора Спенсера Фримена. Так оно и есть. Об этом писали во всех газетах. Доктора Фримена там нет, поскольку нам удобно, чтобы его там не было. Этого я им, конечно, не сказал. Я сказал, что интересы наши требуют, чтобы доктор был там, а нам стало известно, что он проводит исследования в Торбее, поэтому правительство прислало меня за ним.
— А почему вы отослали катер назад? Это может показаться странным.
— Нет. В отеле Фримена не оказалась, и там сказали, что он обещал вернуться только завтра. А тогда мне достаточно будет снять телефонную трубку и через пятьдесят минут здесь будет вертолет.
— И разумеется, вы не могли знать, что телефонная линия выведена из строя… Это сработало бы, если бы вы не появились на "Файркресте" до того, как отправиться на "Шангри-Ла" и в отель. Наши друзья, запертые в кормовой каюте, сообщили своим, что слышали шум мотора спасательного катера в такое-то время. Они могли увидеть вас в иллюминатор, но даже если и не видели, шум двигателей катера спутать невозможно. И теперь наши друзья знают, что вы бессовестно врете о нашей случайной встрече. Наверняка они сейчас мучаются мыслью, кто же вы на самом деле. Примите мои поздравления, сэр. Теперь вы принадлежите к той же категории, что и я — ни одна страховая компания не выдаст вам полис, даже при высшей ставке платежей.
— Путешествие на "Шангри-Ла" устранило последние ваши сомнения насчет наших "друзей" оттуда?
— Да, сэр. Вы наблюдали реакцию нашего титулованного маклера, лорда Чернли. А ведь он аристократ с головы до пят.
— Вы делаете слишком далеко идущие выводы, Калверт, на основании таких мелочей — холодно сказал дядюшка Артур.
Я достал свой костюм для подводного плавания из рундука и мы спустились в салон. Там я начал стаскивать с себя промокшую одежду:
— Мое последнее падение в воду не было случайным. Я сделал это с определенной целью. Я не говорил, что когда цеплялся за руль того судна у рифов, то сделал на нем пометку. Глубокую в-образную зарубку на задней кромке пера руля. Так вот, на руле катера "Шангри-Ла" есть та самая зарубка.
— Понятно. Теперь понятно. — Дядюшка Артур уселся на скамью, проделал нехитрую операцию с моноклем и уставился на меня. — Но вы забыли заранее ознакомить меня с вашими планами.
— Я не забыл. Просто раньше у меня не было повода узнать, хороший ли вы актер, сэр.
— Готов признать это. Итак, именно это устранило ваши последние сомнения?
— Нет, сэр. Только подтвердило дополнительно. Я уже знал все до этого. Вспомните того смуглого типа, который сидел сбоку от Лаворски, он еще спрашивал, умеет ли Ханслетт плавать. Готов поставить жалованье за год против пенсии, что его не было с вами во время обеда на "Шангри-Ла".