Когда пробьет восемь склянок (пер.Исхаков В.Э. редакция 2024 г.)
Шрифт:
О боже, это было похуже, чем кольт "Миротворец". Тот по крайней мере делает только один выстрел за раз. Я понятия не имел, что за автомат у Жака, возможно, из тех, что стреляют очередями по дюжине разрывных пуль, а то и больше. Мышца бедра у меня снова онемела, но теперь это была просто рефлекторная реакция.
— А если он прыгнет за борт, сэр?
— Нужно ли тебе объяснять, Жак?
— Нет, сэр.
Я был не глупее Жака. Мне тоже не нужно было ничего объяснять. У меня осталась минута, не более, потом будет уже поздно. Я бесшумно пополз к краю крыши радиорубки, к правому борту, в сторону противоположную той, где капитан Имри отдавал распоряжения своим людям, беззвучно спустился на палубу и направился в рулевую рубку. Там мне не нужен был фонарь, потоки света от дуговых ламп обеспечивали иллюминацию, какую можно было только пожелать. Присев на корточки, чтобы меня не было видно из окна, я огляделся и сразу увидел то, что мне было нужно, — металлический ящик с сигнальными ракетами.
Два быстрых надреза ножом и сняты веревки, которыми ящик крепился к палубе. Один кусок веревки длиной около трех метров я привязал к ручке ящика. Потом быстро вытащил из кармана куртки пластиковый пакет, сбросил куртку и резиновые яхтсменские штаны, надетые поверх водолазного снаряжения, засунул их в пакет и привязал его к поясу. Куртка и штаны сослужили свою службу. Фигура в резиновом скафандре, с которого капает вода, сразу вызвала бы подозрение, в то время как в обычной верхней одежде я мог бы в сумерках сойти за члена экипажа и преодолеть вдвое большее расстояние на палубе "Нантсвилла". Но теперь маскировка была не нужна. Пригибаясь, я перебрался из рулевой рубки на правое крыло капитанского мостика. Встал на самом краю и выпрямился. Приходилось рисковать — сейчас или никогда! — уже слышно было, как экипаж начал прочесывать судно. Я поставил ящик с ракетами на перила, потом опустил его вниз на полную длину веревки и стал медленно раскачивать из стороны в сторону, как лотовый перед забрасыванием лота.
Ящик весил по меньшей мере двадцать килограмм, но я не замечал этой тяжести. Амплитуда маятника все увеличивалась. Теперь при каждом взмахе он отклонялся уже на сорок пять градусов, больше не получалось. Время мое истекало, я чувствовал себя заметным, как акробат на трапеции в свете дюжины прожекторов, и столь же уязвимым. Когда ящик в последний раз качнулся в сторону кормы, я расцепил руки, отпустил веревку и рухнул на палубу, за брезент, который натягивают на мостике в штормовую погоду. Уже падая, я вспомнил, что забыл продырявить проклятый ящик, не было никакой уверенности в том, утонет он или будет плавать. Я был уверен лишь в одном — беспокоиться об этом было уже поздно. Я услышал крик — он раздался с кормы. Я был уверен, что увидели меня, но это было не так. Через секунду после крика раздался громкий и очень приятный всплеск и голос, в котором я узнал голос Жака:
— Он прыгнул за борт, — кричал он. — Правый борт, между кормой и мостиком. Быстрее фонарь!
Он, по-видимому, стоял на корме, как ему было приказано, и увидел, как падает что-то темное, услышал всплеск и сделал свои выводы. Противник, который быстро соображает, опасен, а Жак оказался как раз из таких. В какие-нибудь три секунды он объяснил своим приятелям все, что им требовалось знать: что случилось, где и как он собирается действовать, чтобы понаделать во мне дырок.
Люди, которые уже двинулись на поиски, теперь бежали на корму, топая по палубе прямо под тем местом, где я лежал на крыле мостика.
— Ты его видишь, Жак? — послышался спокойный голос капитана Имри.
— Нет еще, сэр.
— Он скоро всплывет. Прыжок вроде этого должен вышибить из него почти весь воздух. Крамер, возьми двоих и в шлюпку. Возьмите фонари, светите вокруг. Генри, ящик с гранатами. Карло, на мостик, живо. Включи поисковый прожектор по правому борту.
Я бы хотел, чтобы эти распоряжения прозвучали не так уверенно. Шлюпка, как я о ней не подумал? Шлюпка это уже плохо само по себе, но гранаты! Я почувствовал холодок. Я знаю, что может сделать даже самый слабый подводный взрыв с человеческим телом, это в двадцать раз опаснее, чем такой же взрыв на суше. А мне надо, обязательно надо лезть в воду. Но ведь я могу кое-что сделать с поисковым прожектором. Вот он, всего в полуметре над моей головой. Силовой кабель от него был уже в моей левой руке, нож в правой и я уже готов был ввести в соприкосновение одно с другим, когда моя голова перестала думать об этих чертовых гранатах и вновь начала работать. Черт побери — перерезать этот кабель значило примерно то же, что поклониться с того места, где я прятался, и завопить: "Я здесь, идите и берите меня!" Тот же эффект будет, если шарахнуть этого Карло по затылку, когда он поднимется на мостик. Нет, таких типов дважды не одурачишь. Прохромав кое-как через рулевую рубку, я вышел на левое крыло мостика, сполз по трапу на палубу и побежал на нос судна, там никого не было. Я услышал крик и звук очереди — несомненно Жак со своим автоматом. Или ему показалось, что он что-то увидел, или ящик всплыл на поверхность, и он принял его за меня в темноте? Должно быть, последнее — вряд ли бы он стал расходовать боеприпасы впустую. В любом случае я должен на него молиться. Если они будут думать, что я пошел ко дну, дырявый как выдержанный сыр, то не станут искать меня здесь.
Я повис за бортом на верёвке, ступил ногами в якорный клюз, перегнулся вниз и ухватил якорную цепь. Международная ассоциация атлетов должна была в эту ночь остановить свои секундомеры и зафиксировать мой мировой рекорд в лазании по якорной цепи.
Вода была холодной, но мой защитный костюм справлялся с этим. Было неспокойно, шел сильный прилив, и то, и другое меня вполне устраивало. Я поплыл к корме вдоль левого борта. Никто не видел меня: вся активность происходила по правому борту судна. Мой акваланг, грузы и ласты были там, где я их оставил — привязаны к концу оси руля. "Нантсвилл" сидел в воде неглубоко, и конец оси руля был не слишком далеко под водой. Надевание акваланга при порывистом ветре и сильном приливном течении не самое легкое занятие, но меня подгоняли мысли о Генри и его гранатах. И мысли о том, что до яхты мне еще добираться и добираться, а там ждет множество срочных неотложных дел.
Я слышал шум двигателя спасательной шлюпки, она кружила возле правого борта, но ни разу она не подошла ко мне ближе тридцати метров. Больше они не стреляли, и, по-видимому, капитан Имри решил не использовать гранаты. Я закрепил грузы на талии и нырнул в спасительный мрак. Светящийся компас указывал мне направление. Через пять минут я вынырнул на поверхность, чтобы оглядеться, а еще через пять ступил на каменистый берег островка, где спрятал свою резиновую лодку.
Я выбрался на берег и посмотрел назад. "Нантсвилл" был весь в огнях. Поисковый прожектор все светил вниз, шлюпка все кружила подле корабля. Слышно было, как клацает якорная цепь. Я спустил на воду резиновую лодку, забрался в нее, вставил короткие весла и стал грести на юго-запад. Я все еще был в пределах досягаемости поискового прожектора, но шансы обнаружить черную фигуру в низкосидящей черной резиновой лодке в этих мрачных волнах были, безусловно, невелики.
Спустя некоторое время я вынул весла и запустил подвесной мотор. Вернее, попытался запустить. Подвесные моторы у меня всегда прекрасно работают, кроме тех случаев, когда я устал, вымок и замерз. Когда они действительно нужны, они никогда не работают. Поэтому я снова взялся за эти весла-обрубки и греб, и греб, и греб, и казалось, что я греб целый месяц. Я возвратился на "Файркрест" в три часа ночи.
Глава вторая.
ВТОРНИК. ТРИ ЧАСА НОЧИ — РАССВЕТ.
— Калверт? — Голос Ханслетта едва слышен был во мраке.
— Да. Это я. — Я мог скорее вообразить его фигуру на палубе "Файркреста", чем разглядеть ее на фоне черного ночного неба. Тяжелые облака накатывались с юго-запада, скрывая последние звезды. Большие, тяжелые капли холодного дождя покрыли брызгами поверхность моря. — Помоги мне поднять лодку на борт.
— Все в порядке?
— Разговоры после. Сначала покончим с лодкой.
Я вскарабкался по штормтрапу, держа фалинь лодки в руке. Когда мне пришлось поставить правую ногу на планшир, ее пронзило нестерпимой болью.
— И побыстрее. Скоро к нам пожалует целая компания.
— Ах вот как, — задумчиво промолвил Ханслетт. — Дядюшка Артур будет очень доволен.
На это я ничего не сказал. Вряд ли тот, кто нас нанял, контр-адмирал сэр Артур Эрнфорд Джейсон, кавалер ордена Бани и множества других, будет доволен. Мы затащили лодку на борт, сняли мотор и бросили все это на баке.
— Дай мне пару водонепроницаемых мешков, — сказал я. — Затем начинай выбирать якорную цепь. Но только тихо — отключи храповик и накрой лебедку брезентом.