Когда пробудились поля. Чинары моих воспоминаний. Рассказы
Шрифт:
— Гляньте, кто пришел! — завопил Сардар Сингх. — Докторенок!
— Гоните его отсюда! — откликнулся кто-то. — А то сейчас прибежит его мама, она нас съест! Давай отсюда! Чеши домой!
— Не трогай малого, — заступился Кашарбут. — Ныряй в воду, парень!
Однорукий Даула удивился:
— Смотри-ка, один разгуливает! Может, мамаша наконец решилась еще одного родить, чтоб ему веселей было?
— Ну это ты зря! — расхохотался Хамду. — Он подрастет и еще даст жару! Как ни глянешь, он все время с этой страшненькой чамаркой крутится, Тарон, что ли, ее зовут.
— Где твоя мама? —
— Она спит, — растерянно ответил я.
— Ты ее ко мне пришли!
Он выставил из воды голое, сверкающее тело и под общий хохот опять нырнул.
Кривой Хамид первый перестал смеяться, брызнул в меня водой и серьезно сказал:
— Беги отсюда. А если уж очень искупаться хочется, иди на то озеро, к женщинам. Там искупаешься на камнях. Ну что ты здесь уши развесил и нашу похабщину слушаешь?
И похабщину и ругань мне приходилось частенько слышать — страшную ругань, которая с самого детства дала мне представление о тайной ненависти, которую испытывают эти люди ко всякого рода «чинам». Я видел, что, встречаясь с моим отцом или со мной, эти люди склоняются в низком поклоне. Меня часто звали «маленький господин доктор», брали на руки, сажали на плечи. Но сердца их кипели ненавистью. Моя мама ничего не подозревала, может быть, и мой отец не отдавал себе отчета в силе ненависти, но я, росший среди этих людей, в полной мере испытывал ее на себе. Они никогда не позволяли себе ни одного грязного слова в отношении собственных жен или детей, но в их словаре не хватало достойных выражений для наших женщин и для наших детей.
Я отвернулся от плескавшихся в воде мужчин и убежал к другому озеру. В тени тополя меня поджидала Тарон, запыхавшаяся, но веселая и очень довольная собой.
— Ты когда пришла?
— Да только что. Я прямо за тобой побежала.
— Как тебя отпустили?
— Когда мама за тобой погналась, я удрала во двор, за дом, потом в кусты и вниз.
Торопливо стаскивая с себя штаны и рубашку, я сказал:
— Пошли купаться.
Тарон тоже сняла рубашку и шальвары, и мы голышом плюхнулись в воду. Плавать меня научила Тарон, и, хотя плавал я прилично, мы все же старались держаться ближе к берегу. Мы вытаскивали из воды красивые разноцветные камушки и потом играли в них. Мы не стыдились своей наготы и вообще не замечали ее, может быть потому, что вокруг купалось столько взрослых женщин. Их тела не переставали удивлять меня — так сильно они отличались от мужских. Мужчины были устроены совсем по-другому. Другими были и маленькие мальчики и девочки. Женские тела казались мне странными и сильно интересовали.
Тарон начала давать мне пояснения:
— Смотри — вон там, видишь, с круглым лицом и с белыми ногами, да? Ее зовут Шадан, она первая красавица в наших местах. Это невеста Хамду… А вот купается, с длинными волосами, и глаза у нее большие, а сама смуглая, видишь? Это Нуран, она влюблена в Юсуфа, в младшего брата Хамду. А та, редкозубая — вон она смеется, — это жена Сундара Гхатии. Ту вот, с толстыми бедрами и с губами толстыми, зовут Разия…
— Ой, какая некрасивая! — вырвалось у меня.
— Тише ты! — зашептала Тарон. — И не пялься на них так, а то прогонят… И вон та тоже некрасивая. У нее мужа нет.
—
— Мама говорила, что она не выйдет замуж, потому что она уродка и ей уже почти тридцать лет. Кто на ней женится?
— Я на тебе всегда готов жениться, хоть бы ты стала совсем некрасивая, — сказал я.
— Так это потому, что ты дурак, — объяснила Тарон. — На некрасивых не женятся. Мама всегда говорит, что девочки, которые не слушаются, уродками вырастут.
— Неправда это.
— Нет, правда!
— Неправда.
— Правда!
Я ткнул два разика Тарон головой в воду, чтоб она поняла наконец, что я говорю правду. Когда она вынырнула, я спросил:
— А те две девушки — они кто?
— Какие?
— Которые тряпки сушат на камнях.
На камнях посреди озера две девушки расстилали покрывала. Капельки воды, как жемчужные росинки, сверкали под солнцем на их коже.
— Тощая — Амтуль, дочь старосты, она бегает за Кашарбутом, а та, у которой все лицо волосами закрыто, та, что ноги вытирает, — это сестра кривого Хамида, она скоро выйдет замуж за Датту-чамара.
— Откуда ты все это знаешь?
— От мамы.
— А мама откуда?
— Моя мама все знает! Она даже знает, в каком доме что варят.
Я нырнул и достал со дна красный камень.
— Это мне, это мне! — заверещала Тарон при виде камня. — Я возьму его себе! Я возьму его себе!
— А я тебе не дам.
— А я возьму.
— Не дам! — И я полез из воды на берег.
Тарон тоже выскочила на берег и побежала за мной. Мы добежали почти до самого тополя, как вдруг с озера послышались вопли женщин:
— Канг идет!
— Канг!
— Спасайтесь! Спасите! Канг!
Я увидел такое, от чего у меня дух перехватило: из-за горного уступа в озеро мгновенно накатила громадная волна. Вода, нагнанная горным ураганом, прибывала с каждой секундой. Женщины словно сразу разучились плавать, их швыряло волной, и в панике, вместо того чтоб выбираться на берег, они карабкались на большие камни посреди озера. Камни еще не залило, и женщины, забравшись повыше, кричали от ужаса:
— Канг! Канг! Помогите! Канг!
Наша речка часто разливалась, но это всегда бывало в сезон дождей, когда небо заволакивали тучи и грозы гремели в горах. Изредка канг приходил зимой, если в горах выпадало много снега. Его могли вызвать и ливни на равнине или ливни в предгорьях, и снег далеко в горах у истоков реки, когда они выпадали разом. Но ведь было лето, ни облачка на небе, ни тучки у вершин далеких гор. Откуда же эта стремительная волна в горячий, сухой полдень?
Мутная вода победно ревела в озере, быстро становившемся устрашающе глубоким.
Может быть, бушевал ураган где-то в далеких горных цепях, заслоненных от нас нашими горами, где-то хлестали ливни, срывая громадные камни в пересохшие расселины, а потом взбешенная вода ворвалась в нашу речку. Она стала кангом и, как бог смерти и разрушения, с воем закружилась вокруг камней, к которым прижимались голые женщины.
Мы с Тарон замерли на пригорке, не в силах отвести глаза от яростного водоворота. В этот миг накатила новая волна и полилась водопадом на нижнее озеро.
Через мгновение снизу тоже донесся вопль: