Когда пробудились поля. Чинары моих воспоминаний. Рассказы
Шрифт:
— Канг! Канг идет!
Люди начали выскакивать на берег. Голыми бежали они на женские крики. Ревела вода, которая накрыла уже все камни, кроме одного, где, уцепившись за каждый выступ, почти слипшись телами, держались женщины:
— Помогите! Помогите, канг!
Первым подбежал Хамду. Он отыскал глазами Шадан и решительно прыгнул в воду.
За ним прыгнул Юсуф.
За ним — кривой Хамид.
За ним — Сундар Гхатия.
Потом — Датту-чамар, Мисра-грамотей и Кашарбут.
Однорукий Даула беспомощно стоял на берегу — с одной рукой ему трудно было выплыть.
Первым
Вода прибывала все так же быстро, она грозила вот-вот захлестнуть последний камень. Разия лежала ничком, вжавшись грудью в камень, ее ноги заливала вода, а глаза безнадежно и беспомощно смотрели на берег — у нее никого не было на берегу.
Эти люди только что спасли своих женщин, они дышали как загнанные животные. В их глазах стыд странно сочетался с отчаянием: снова прыгнуть в ревущую воду было все равно что прыгнуть в смерть.
Вдруг Хамду двинулся с места. Шадан вцепилась в его руку:
— Что ты делаешь?
Некрасивая Разия молча прижималась к камню, повернув лицо к берегу, и с тоской глядела на людей. Вода быстро поднималась. Разию окатило большой волной, она вскрикнула.
Хамду отшвырнул Шадан и с размаху бросился в воду. Хамду был молод и не боялся ярости наводнения. Оно было безмозглой стихией, а Хамду — человеком, наделенным разумом и чувствами. Его сильное тело и разум одолевали волны. Он подплыл к камню в ту минуту, когда Разию уже почти смыло с него. Руки Хамду обхватили ее, секунду он задержался у камня, будто примеряясь к мощи волн.
Вдруг мутный поток изменил свое течение и ринулся к полям, к тому берегу, где стояли и только что спасенные женщины, и те, кто их спасал. Теперь вода снова угрожала им. Расстояние от камней до другого, крутого берега было меньше, чем до этого; вода не так сильно била в него. К какому берегу ни поплыл бы Хамду, он рисковал жизнью, но все-таки плыть к обрывистому берегу было безопасней. Хамду с трудом переводил дыхание, но он был мужчиной и не мог не выполнить своего долга.
Шадан застыла, плотно сцепив руки, и не отрывала глаз от Хамду.
— Хамду! — вдруг крикнула она, широко раскинув руки.
Разия обеими руками схватилась за шею Хамду и пыталась забраться ему на спину.
— Не бойся! Спокойно! — уговаривал ее Хамду, пытаясь высвободиться. — Я же тебя не бросаю! Выберемся с божьей помощью… До тебя добрался, так и обратно доберусь… Ты только не бойся… И за шею так не держи… Плыть трудно… Задушишь… Оба тогда ко дну… Ясно?
— Ясно, ясно, — всхлипывала Разия.
Хамду сильно оттолкнулся от камня и поплыл к берегу, но не к ближнему, а к дальнему.
— О, ну что же ты делаешь?! — кричала с берега Шадан.
— Понимаешь, он старается к другому берегу выплыть, — объяснял ей кривой Хамид. — Там вода не так сильно бьет.
Шла схватка между жизнью и смертью, но
— Молодец! — подбодрил ее Хамду, увидев, как она плавает.
Вдвоем они выбрались на обрывистый берег, за которым начинался склон холма, заросший леском.
Вода все прибывала.
Наступали сумерки.
Близилась темнота, а вода не унималась.
Пришла ночь, и люди начали расходиться. Хамду и Разии сейчас ничто не угрожало — они были высоко и в безопасности.
Если вода не спадет за ночь, они могут найти приют в какой-нибудь из горных деревушек, а утром — должна же речка угомониться! — их переправят на другую сторону.
За ночь воды поубавилось, и утром Шадан пришла на берег ждать Хамду. А его все не было. Ни Хамду, ни Разии. Их никто не видел несколько месяцев. Целых несколько месяцев. А когда они вернулись, Хамду и Разия были уже мужем и женой. Разия ждала ребенка.
Канг промчался не только по полям, он затронул и сердца. Когда Хамду женился на Разии, разъяренная Шадан вышла замуж за Юсуфа, а Нуран, потрясенная неверностью Юсуфа, вышла за Кашарбута. Возлюбленная Кашара, дочь старосты Амтуль, убежала с чамаром Датту. Нареченная Датту, сестра кривого Хамида, с горя женила на себе шестидесятилетнего старосту.
…Прошел канг, пронеслась волна, все разрушая и смешивая на своем пути. Теперь это событие превратилось в наших краях в легенду. Когда к моей матери приходит гостья и начинается бесконечное гадание на картах о женихах для дочери, мать улыбается и говорит:
— Не бойся! И для твоей дочки придет канг!
Ниже почты, ниже полицейского участка располагалась длинная, чуть не в милю, площадь. Наши мальчишки утверждали, что это самая длинная площадь в мире. Вдоль нее выстроились сотни лавчонок, образуя торговые ряды. По обе стороны рядов тянулись вниз дома — кварталы бедноты и жилища самых богатых людей городка: двух- и трехэтажные дома, дома с каменными стенами, дома под цинковыми крышами. Между ними кружились улочки, на их перекрестках и в тупиках шумно возилась немытая детвора — играли в прятки, в шаха, вора и разбойника.
Выше всех, над почтой, разместились особняки, в которых жили чиновные лица. Чем ниже к подножию холма, тем беднее становился квартал. Детям из особняков не разрешалось спускаться в эти кварталы, а женщины и дети из бедных домов почти никогда не поднимались на гору. Хотя и непонятно было, кто и когда установил этот неписаный закон, но соблюдался он тверже писаных, и оба мира — верхний и нижний — неукоснительно следовали ему. Между ними было установлено сложное взаимодействие: чиновники никак не могли полагаться на местных жителей, а местные жители должны были полностью доверять чиновникам, но не могли. На практике взаимодействие становилось противодействием. О каком сотрудничестве может идти речь, если одни отдают приказы, а другие не противятся им.