Когда рассеется туман
Шрифт:
— Одиннадцать… Почти двенадцать.
Эммелин с готовностью закивала.
— Ладно, — решил наконец Дэвид и кивнул Робби: — Поможешь?
Вдвоем они подтащили к елке лестницу и установили ножки на полу, сплошь засыпанном оберточной бумагой.
— Ого! — захихикала Эммелин, забираясь по ступенькам с ангелом в руке. — Я лезу, прямо как Джек по бобовому стеблю.
На предпоследней ступеньке она остановилась и вытянула руку с ангелом к верхушке елки, которая заманчиво покачивалась все еще довольно далеко от нее.
— Вот вредная, — пропыхтела Эммелин и посмотрела вниз, на три задранных к ней лица. — Почти достала. Еще немножко.
— Осторожней, —
Эммелин протянула свободную руку и схватилась за неустойчивую еловую лапу, потом взялась за соседнюю второй рукой. Медленно-медленно подняла левую ногу и поставила ее на верхнюю ступеньку.
Когда она подняла правую ногу, я затаила дыхание. Эммелин торжествующе улыбнулась и только собралась посадить Мэйбл на ее законное место, как наши глаза встретились. Ее торчащая над верхушкой елки мордочка вытянулась от удивления, потом от испуга. Эммелин поскользнулась и загрохотала вниз.
Я открыла рот, чтобы крикнуть, предупредить — увы, поздно. Как тряпичная кукла, Эммелин рухнула на пол и осталась лежать там грудой белых юбок среди разбросанных оберток.
Комната будто увеличилась. Мы оцепенели в молчании. И вдруг все взорвалось шумом, криком, паникой.
Дэвид схватил сестру в объятья.
— Эмми! Что с тобой? Эмми! — Он посмотрел на пол, где валялся разбитый ангел — стеклянные крылья все в крови. — О господи! Она себе руку раскроила!
Ханна упала рядом с ними на колени.
— Вот тут, запястье.
Она оглянулась, ища, кого бы позвать на помощь, и заметила Робби:
— Найдите кого-нибудь!
Я скатилась вниз по лестнице, сердце колотилось как бешеное.
— Я сбегаю, мисс! — крикнула я, выскакивая за дверь.
Я понеслась по коридору, каждый вздох упреком вырывался из груди, перед глазами маячило недвижное тело Эммелин. Это я, я виновата! Меньше всего она ожидала увидеть мое лицо над верхушкой ели. Если бы я не подглядывала, если б не напугала ее…
Выскочив на лестничную площадку, я со всей силы врезалась в Нэнси.
— Эй, потише! — нахмурилась та.
— Нэнси, — еле выдохнула я. — На помощь… Она вся в крови…
— Ни слова ни поняла, что ты там бормочешь. Кто в крови?
— Мисс Эммелин. Она упала… в библиотеке… с лестницы… мастер Дэвид и Роберт Хантер…
— Так я и думала! — Нэнси крутнулась на каблуках и побежала в кухню. — А все этот мальчишка! Вот сразу он мне не понравился! Приехал без приглашения — кто ж так делает?
Я пыталась объяснить, что Робби вовсе ни при чем, но Нэнси не слушала. Она сбежала вниз по лестнице, ворвалась в кухню и выхватила из шкафа аптечку.
— Всегда знала, что такие гости не к добру.
— Нэнси, он не виноват…
— Как это не виноват? Еще и дня не прогостил, а вон уже что стряслось.
Пришлось замолчать, тем более что я еще не отдышалась и не могла сказать ничего внятного в защиту Робби.
Нэнси отыскала бинты и лекарство и побежала наверх, я скакала по ступеням следом за ее уверенной худой спиной. Каблуки черных туфель осуждающе простучали по полу. Нэнси все уладит, она всегда знает, что делать.
Но мы опоздали.
На кушетке, с мужественной улыбкой на бледном лице, полулежала Эммелин. Брат и сестра сидели по бокам, и Дэвид поглаживал ее здоровую руку. Раненое запястье, крепко перевязанное полосой белой ткани — куском платья, сообразила я, — Эммелин пристроила на коленях. Робби Хантер стоял рядом.
— Со
— Мы все благодарны, — сказала Ханна, не сводя взгляда с Эммелин.
Дэвид кивнул.
— Очень впечатляюще, Хантер. Где ты этому научился?
— Мой дядя — врач, — ответил Робби. — Я даже хотел последовать его примеру, но передумал — не люблю вида крови.
Дэвид оглядел окровавленные тряпки на полу.
— А так и не скажешь.
Он повернулся к Эммелин и погладил ее по голове.
— Хорошо, что ты не похожа на своих плаксивых кузин, Эмми, — рана-то нешуточная.
Если Эммелин и слышала брата, виду она не подала. Она смотрела на Робби Хантера, как мистер Дадли на свою елку. Позабытый рождественский ангел валялся у ее ног с философским спокойствием на лице — разбитые стеклянные крылья, одеяние, измазанное кровью.
«Таймс»
25 февраля 1916 года
(от нашего специального корреспондента из Ипсвича, 24. 02).
Мистер Фредерик Хартфорд, который выступит завтра на заседании парламента по вопросу противовоздушной обороны Британии, согласился поговорить со мной уже сегодня и осветить проблему в целом. Мы встретились в Ипсвиче, где мистер Хартфорд открыл огромный новый завод, при участии инвесторов, в частности известного бизнесмена, мистера Саймиона Лакстона.
Мистер Хартфорд, брат майора Джонатана Хартфода и сын лорда Герберта Хартфорда из рода Эшбери, уверен, что атаки дирижаблей можно будет отражать с помощью более быстрых и лучше оснащенных аэропланов нового образца, который был предложен авиаконструктором Луи Блерио.
Новые аэропланы взлетают с большей скоростью за счет небольшого веса. Их предполагается оснащать пулеметом или бомбами, которые пилот будет сбрасывать сверху, а также прожекторами. Вес оборудования будет значительно меньше веса пассажира.
Мистер Хартфорд заявил, что не видит смысла в строительстве дирижаблей, так как они слишком неуклюжи и уязвимы, поэтому могут действовать лишь ночью.
Деловое партнерство мистера Хартфорда и мистера Лакстона символизирует слияние старой и новой Британии. В то время как род Эшбери прослеживается до времен короля Генриха VII, мистер Лакстон — внук йоркширского шахтера, который в свое время стал фабрикантом и сильно преуспел. Его жена — миссис Лакстон — американка, наследница владельца фармацевтической компании "Стивенсон фармасьютикал".
ДО ВСТРЕЧИ!
В ту ночь, на чердаке, мы с Нэнси крепко прижались друг к другу в надежде хоть как-то защититься от пронизывающего холода. Зимнее солнце зашло рано, обозленный ветер яростно тряс крышу и свистел сквозь щели в стене.
— До конца года обещали снег, — прошептала Нэнси. — И, похоже, так оно и будет.
— Ветер плачет, прямо как ребенок, — сказала я.
— Нет, — возразила Нэнси. — Похоже на что угодно, только не на детский плач.
Вот тогда-то она и рассказала мне, что случилось с детьми майора и Джемаймы. Двумя мальчуганами, чья кровь отказывалась сворачиваться; они ушли в могилу один за другим и лежат теперь в холодной земле ривертонского кладбища.