Когда рыдают девы
Шрифт:
– Довожу до вашего сведения, что я уважаемый ученый. Весьма уважаемый! И ни одно слово из сказанного мною не было неправдивым. Ни единое!
– Неужели? Вы сообщили мне, будто ваша с Габриель ссора в прошлую пятницу была расхождением во мнениях относительно соотнесения Кэмлит-Моут с Камелотом. Это явная неправда. Вы разругались из-за гластонберийского креста.
Лицо собеседника побагровело.
– Мисс Теннисон была чрезвычайно вспыльчивой. По истечении времени трудно отделить в памяти одну вспышку ее холерического темперамента от другой.
– Я могла бы поверить вам, не закончи Габриель эту конкретную стычку вышвыриванием креста в пруд. Такая вспышка наверняка запомнилась.
Чайлд сжал губы в тонкую линию и свирепо вперился через стол в собеседницу.
Геро уселась поудобнее, переместив руки со стола на свой ридикюль
– Я могу понять, почему на главную роль в этой маленькой шараде выбрали вас. Ваше скептическое отношение ко всему артурианскому хорошо известно, а значит, если именно вы представите крест из Гластонбери и сундучок с останками – особенно сделав вид, будто они отыскались среди экспонатов коллекции Ричарда Гофа, – это, несомненно, придаст находке большую правдоподобность.
– Это оскорбление! – взорвался антиквар. – Будь вы мужчиной, я бы…
– И что бы вы сделали? Вызвали меня на дуэль? Учтите, я очень хороший стрелок.
– Насколько я могу судить, – процедил сквозь стиснутые зубы Чайлд, – крест, обнаруженный мною в коллекции мистера Гофа – именно тот артефакт, который явили миру монахи аббатства Гластонбери в тысяча сто девяносто первом году. Между прочим, члены научного сообщества вскоре получать возможность составить собственное мнение по этому вопросу. Крест удалось извлечь из пруда, и он будет доступен для ознакомления на следующей неделе.
– Сфабриковали еще один, да?
Антиквар откинулся на спинку стула и сложил руки на груди.
– Не вижу смысла удостаивать ответом подобную инсинуацию.
Геро усмехнулась:
– Но существует и другая причина, по которой вы были выбраны для этой шарады, не так ли, мистер Чайлд? Видите ли, я все раздумывала, с какой стати уважаемому ученому, обладающему приятной финансовой независимостью, вовлекаться в такую аферу? А потом поняла: у вас есть тщательно скрываемый грязный секретик, который делает вас уязвимым для шантажа.
Собеседник беспокойно заерзал, сжимая челюсти.
– Вот почему вы убили Габриель, не правда ли? Не потому, что она каким-то образом раскрыла подлинное происхождение вашего так называемого гластонберийского креста, и не из-за ее пренебрежительного отказа на ваши ухаживания, а потому, что она обнаружила ваше пристрастие к маленьким девочкам.
Антиквар дернулся, затем сел очень ровно.
– Не имею ни малейшего понятия, о чем речь.
– Речь о «Ягнячьем загоне». И даже не думайте отрицать. Знаете, в этом заведении весьма тщательно ведут учет. И…
С побагровевшим, исказившимся от ярости лицом Чайлд вскочил со стула и замахнулся:
– Ах, ты ж, проклятая маленькая…
Виконтесса выхватила из ридикюля крохотный кремневый пистолетик, взвела курок и наставила дуло противнику в грудь.
– Дотроньтесь до меня, и вы покойник.
Тот застыл, нависнув потным телом над столом, с выпученными глазами и взволнованно вздымающейся грудью.
– Если припоминаете, – спокойно заявила Геро, – я предупреждала, что стреляю очень хорошо. Правда, оружие такого размера не отличается точностью, но на столь малом расстоянии она и не требуется. А теперь сядьте.
Антиквар медленно и осторожно опустился обратно на стул.
– Вы, мистер Чайлд, глупы. Неужели вы всерьез подумали, будто я уединюсь безоружная в закрытой комнате с человеком, которого считаю убийцей?
Лицо ученого, до этого багровое, сделалось мучнисто-белым.
– Я не убивал Габриель Теннисон.
– У вас, несомненно, был мотив – даже несколько. Вы только что продемонстрировали шокирующую предрасположенность к насилию над женщинами. В прошлое воскресенье днем вы находились в Гоф-Холле, а ночью – в своей квартире на Сент-Джеймс-стрит. Вы запросто могли расправиться с Габриель и ее маленькими племянниками по дороге между этими двумя пунктами.
– Я бы такого не сделал! Я бы никогда такого не сделал!
– И с какой стати я должна вам верить?
Антиквар сглотнул.
Геро поднялась, все еще с пистолетом в руке.
– Встаньте, повернитесь и положите ладони на ящики впереди себя.
– Что вы собираетесь сделать? – покосился на собеседницу через плечо Чайлд, выполняя приказание.
– Не отводите глаз от стены.
– Но что вы намерены сделать?
Геро открыла дверь.
– Это в значительной мере зависит от вас, разве нет?
– Что это значит?
Уже на полпути к вестибюлю Геро услышала, как антиквар вопрошает снова:
– Что вы намерены сделать?
К тому времени, когда Себастьян вернулся в Лондон, заходящее солнце отбрасывало на улицы длинные тени.
Он нашел леди Девлин сидевшей перед туалетным столиком. На ней было элегантное, с высокой талией вечернее платье из шелка цвета слоновой кости с крошечными рукавами-фонариками и розовой вставкой спереди. Наклонив голову, Геро вплетала в завитые волосы узкую пепельно-розовую ленту. Себастьян прислонился к дверному косяку гардеробной, наблюдая, как мерцание свечей играет на обнаженных плечах и открытой шее жены, и снова испытывая приводящее в замешательство восхищение и желание вкупе с тревожным ощущением, словно он теряет нечто, чего в действительности никогда не имел. Нечто большее, чем страсть, и совершенное отличное от обязательств чести и долга.
Виконтесса закончила укладывать ленту на место и подняла голову, встречаясь в зеркале глазами с мужем. Что бы Геро ни приметила в его взгляде, увиденное заставило ее кивнуть юной горничной:
– Это все, Джейн, спасибо.
– Слушаюсь, миледи, – присела в реверансе девчушка.
Девлин подождал, пока служанка удалится, шагнул в комнату и закрыл дверь.
– Рори Форстер мертв. Я нашел его плававшим во рву на Кэмлит-Моут.
– Господи, – стремительно повернувшись, Геро уставилась на мужа. – Что с ним случилось?