Когда тают льды. Песнь о Сибранде
Шрифт:
– Плохо ты привечал соседку, Белый Орёл, – оглядывая свой новый кров, заметила Октавия. – Вон, ставни покосились, да и крышу неплохо бы залатать. Поможешь по-свойски?
Ещё бы я не помог! С тех пор, как вернулся в Ло-Хельм, вся жизнь моя только и состояла, что из службы да стройки. То детям пособить, то свояченице – свой дом запустил вконец, на что и не уставала мне намекать словоохотливая Дария.
– Обойдётся Лия, – косо поглядывала на родственницу сикирийка, как только подходила очередь той на мою помощь, – вы за своим-то домом приглядите, тато: не глянешь без слёз. Вы же ж староста! Большой человек! На крылатом чудовище летаете! Самого Императора
Невестка наговаривала: дверь моя давно не скрипела. Милостью Великого Духа – всё в хозяйстве спорилось, несмотря на отсутствие старших сыновей. Олан уже выполнял некоторую работу по дому, а дочери не оставляли нас с ним голодными, но мужских рук не хватало. Выручали неравнодушные соседи: то зять Фрола забежит, дров заготовит, то кто-то из сыновей Шера заглянет. Легионерам, служившим у меня в подчинении, я приближаться к своему дому запретил: не хватало ещё дурных слухов о самоуправстве! Впрочем, двое молодцев всё же заглядывали время от времени в моё отсутствие, вроде как по делу. Секретом для меня их рвение не осталось, но съездить обоим по наглым рожам всё руки не доходили. По правде, я толком не разобрался, чьего расположения они добивались – одной Лии или обеих дочерей – но бойкая Дария шустро разобралась с непростой ситуацией.
– Банька-то у Лии недостроена, – услышал я как-то, проходя мимо домов своих сыновей, – а у меня работы домашней – по горло! Тоже мне, ухажёры! Толку-то от вас? Пока я тут спину гну, вы на задний план полюбуетесь? Пошли вон, бесполезные!
В другой раз я с удивлением понял, что своей прямотой невестка не только не разогнала, а накрепко привязала вояк к нашим домам, ловко распределяя рабочую силу в удобном ей направлении.
– Управились? И хорошо! – одобрительно кивала Дария, оглядывая поле работ. – Вот, собрала вам домашненького, горяченького! Берите, не брезгуйте – готовлю добре, гостей в своём доме не травлю! В бараке-то и покушаете, вспомните тёплым словом… А? Чего? В дом вас пригласить? Щас, всё брошу и сломя голову помчусь! В своём ли ты уме, залётный, замужней женщине такое предлагать?!
И хохотала так, что я бы на месте ретивых молодцев тут же улетучился. Однажды я всё-таки нарычал на сикирийку и устроил такой разнос охотникам до чужих жён, что походы в сторону моего семейного гнезда на какое-то время прекратились. Затем возобновились снова, да так хитро, что я, занятый то на службе, то в собственном дворе, не сразу и разглядел. Лукавая Дария на этот раз, чтобы не вызывать моего гнева, уходила из дома, прихватив с собой Лию, то по воду, то в лавку к Торку, то в новую часовенку – словом, изыскивала обеим занятие, пока молодцы трудились на благо их хозяйств.
– Чтоб не подумали чего, – доходчиво объясняла Лие сикирийка.
Я и не думал: молча подал рапорт о том, чтобы ретивых легионеров перевели от греха подальше в северную крепость. Пусть лучше мне сыновей взамен вернут – хоть на время – пока головы безумцев остудятся на границе.
– Утро! – распахнув дверь, поприветствовала меня Октавия. – Что стоишь на развилке? Заходи, Белый Орёл, здесь уже давно никто не спит!
Я глянул в сторону своего дома – никак не дойду, что ж такое – и покорно пошёл, куда пригасили. В конце концов, тут меня ждут больше, чем где-либо…
– Папа пришёл, – пискнули со стороны, пока я, щурясь, привыкал к домашней полутьме.
В мою ногу тут же вцепились крепкие ручонки. Я присел на
– Позавтракаешь с нами? – спросила Октавия чисто для откупа: знала, что не соглашусь.
– Олана ещё не видел, – откликнулся я. – Лучше вы к нам вечером, давно уж не выбирались.
– И я? – ахнул с лавки Эрик, едва ли не подпрыгивая от возбуждения. – И я?
Сердце болезненно сжалось, но я только улыбнулся и кивнул.
– Конечно! Давно уж в гости не заглядывал, совсем дорогу забыл, – ласково пожурил мальчишку.
Ульф от меня не отцепился: чтобы добраться к Эрику, пришлось его взять на руки. Усевшись между мальчишками, принялся за нехитрые расспросы о том, как спали, что делали накануне, и каким видят грядущий день. Отвечал, конечно, один Эрик; Ульф только следил за его губами, согласно кивал головой или толкал брата в плечо, отчаянно жестикулируя. Тот его понимал – тотчас вспоминал что-то интересное, возбуждённо пересказывал мне. Октавия собирала завтрак, время от времени поглядывая в нашу сторону, и я позволил себе на краткий миг улететь мыслями в прошлое.
В своё время я сделал для Олана, что мог: Творец помог моему сыну настолько, насколько счёл нужным. Но на этом мой путь не кончился. Не знаю, кто первым запустил неверный слух, но я прославился среди народа как белый маг, который исцеляет проклятых. Я разуверял людей, как мог, но ложь оказалась сильнее – а может, отчаяние тех, кто нуждался в помощи. Ко мне время от времени являлись ищущие совета: кого-то я отсылал к духовникам, кого-то – к знакомым магам, некоторым пытался и сам помочь, если видел, в чём дело. Никому не отказывал: знал, на что толкает боль обезумевших людей. Сам такой же. На недовольных моим недостаточным участием внимания не обращал: пусть злословят, если это облегчает их собственное горе. Благодарностей не принимал тоже. Болезнь детей кромсает родительское сердце, как ржавый клинок, убивая медленно и неотвратимо. А вместе с сердцем гибнет и душа, так что и духовникам порой нечего лечить…
Только своими руками можно выковать счастье. На кого надеяться? Каких наград искать? Я получал свою плату сполна, глядя в глаза чужих детей, видя слёзы их родителей и улыбку моего Олана, который милостью Великого Духа не станет теперь обузой ни моей старости, ни своим братьям. Пусть он никогда не будет таким же, как остальные отроки – но не останется и тем, другим… каким он был раньше. И я буду любить его, как и советовала Октавия: принимая то, что мне не изменить, и благодаря за всё, что изменить с трудом, но удалось.
Не все думали так же. Как-то пришли ко мне люди, спросили, могу ли чем помочь их племяннику – тот не слышал и не говорил. Видит Дух, я влюбился в мальчонку, как только увидел: внимательные серые глаза, мягкая улыбка, волнистые русые пряди.
Я проверил его: магическое поле оставалось нетронутым, проклятием здесь и не пахло. Так случается при рождении – мало ли подобных случаев? Сделать тут, скорее всего, даже лекари ничего не смогли бы. Родственникам о том сказал тотчас, на что они лишь задумчиво покивали и так же молча ушли. Наутро я нашёл Ульфа под дверью своего дома с короткой запиской. Дядя с тёткой оказались кровными родителями, в безграмотных письменах уповали на мою доброту и милосердие.