Когда ты была рыбкой, головастиком - я...
Шрифт:
Тот факт, что стабильные законы необходимы для любой представимой Вселенной с разумной жизнью, сразу же делает неизбежным природное зло. Если кто-нибудь, беспечно оступившись на краю пропасти, рухнет вниз, нельзя рассчитывать, чтобы Господь приостановил действие гравитации, позволив бедняге плавно спланировать на землю. Если тяжеленный кусок плиты сорвется с верхушки высокого здания и станет падать на голову прохожему, нельзя ожидать, что Бог изменит траекторию объекта или превратит его в ком перьев.
Предположим, какой-то человек мчится на машине по автостраде и засыпает за рулем. Машина, пересекает разделительную полосу и врезается в другой автомобиль, убивая едущую в нем женщину и троих ее детей. Подобные трагедии — страшная цена, которую мы платим за то, чтобы во Вселенной действовали неизменяемые законы скоростей и моментов сил. Если бы
Необходимостью того, чтобы во Вселенной сохранялся определенный порядок, можно объяснить и то, почему Господь не предотвращает ужасные болезни. Возьмем «черную смерть», чуму, которая выкосила в свое время треть населения Европы. Почему Бог не вмешался тогда и не предотвратил эту страшную эпидемию? Возможный ответ (пусть он и покажется кому-то неубедительным) таков: смертоносные микробы — неизбежное следствие биологических законов, необходимых для эволюции разумных существ. С этой точки зрения эволюция — вероятно, единственный способ, каким Господь смог сделать таких невероятных животных, как вы или я. Иррациональная смерть от болезней и других биологических причин (например, от рака) — цена, которую мы платим за эволюцию, за то, что мы живем, ведь сама жизнь — чудо.
Легко видеть, что подобные же рассуждения применимы к стихийным бедствиям, таким как землетрясения, цунами, извержения вулканов, молнии, становящиеся причиной гибельных пожаров, и к другим видам природного зла. Очевидно, что законы физики приложимы к движениям земной коры, вызывающим сейсмические толчки. Законы, управляющие грозой и молнией, делают неизбежными лесные пожары, вспыхивающие время от времени. Смерть от землетрясений и молний — та цена, которую мы платим за физические законы, без которых не могла бы существовать Вселенная. Знаюли я, что Господь именно поэтому допускает такие катастрофы? Нет, не знаю. Я лишь предлагаю объяснение (оно восходит к Маймониду [141] и даже к еще более давним временам) как наиболее удачное из всех, какие я встречал в обширнейшей литературе по данному вопросу.
141
Моисей МАЙМОНИД (1135–1204) — еврейский философ, теолог, врач.
Самой знаменитой работой, где защищается это объяснение, стала «Теодицея» великого немецкого математика и философа Готфрида Вильгельма Лейбница. Он ввел для Вселенной, свободной от логических противоречий, но управляемой неизменными законами, термин «совозможный». Лейбниц полагал, что Бог рассматривает все совозможные Вселенные, в каждой из которых действует свой уникальный набор законов. Многие сегодняшние физики, особенно те, что работают в области теории суперструн, не только всерьез относятся к нарисованной Лейбницем картине «мультиверса», содержащего, вероятно, бесконечное число совозможных Вселенных, но и считают, что такая «мультивселенная» действительно существует!
Далее Лейбниц предположил, что Бог избрал для творения ту Вселенную, где имелось наименьшее количество неизбежных человеческих бедствий. Мысль о том, что Лейбниц в своей наивности не подозревал о чудовищном обилии страданий в нашем мире, выставляет его идиотом, каковым он, разумеется, не был. В конце концов, он — параллельно Ньютону — изобрел дифференциальное и интегральное исчисление! Превозносимый на все лады сатирический образ доктора Панглосса, созданный Вольтером, упускает самую суть «Теодицеи» [142] . Для Лейбница страдание — это цена, которую мы платим за возможность существования Вселенной.
142
Вольтеровский Панглосс (в философском романе «Кандид») в любых обстоятельствах неустанно повторяет: «Всё к лучшему в этом лучшем из миров».
Лейбниц знал и то, что человечество способно уничтожить наиболее иррациональные страдания. Мы в состоянии придумать, как строить здания, которые сумеют выдержать землетрясение, и как предотвращать гибель людей от наводнений. Наука умеет создать лекарства и для тела, и для души. Сегодня у нас есть вакцины, предохраняющие от полиомиелита и оспы. Развитие слепоты можно предупредить, удалив катаракту. Не исключено, что в один прекрасный день мы найдем способы побеждать голод и научимся избавлять мир от эпидемий и войн.
Представление Лейбница можно облечь в современную форму. После того, как Бог избрал лучшую из совозможных Вселенных (ту, где имелось наименьшее количество необходимого страдания), он остановился на определенном способе творения, который, вероятно, был единственно возможным для создания такой Вселенной. Где-то в глубинах пространства он породил квантовую флуктуацию, которая послужила толчком для того, что астроном Фред Хойл не без иронии назвал Большим взрывом [143] . Этот взрыв, в свою очередь, создал набор основополагающих частиц, полей и законов — фантастическую смесь, где мы с вами уже существовали in potentia [144] . Эти частицы и поля, а также набор законов, управляющих ими, оказались как раз таковы, чтобы спустя миллиарды лет гравитационные силы сформировали галактики, солнца и планеты, в том числе — по меньшей мере одну небольшую планетку, где могла бы зародиться жизнь, в конце концов путем эволюции породив таких нелепых созданий, как вы и я. История начинала свой долгий и мучительный путь к утопическому миру, где страдания будут сведены к минимуму. Рано или поздно (как об этом написал Г.Дж. Уэллс в своих «Очерках истории цивилизации») люди будут стоять на Земле как на скамеечке для ног, дотягиваясь при этом руками до самых звезд. Вы найдете схожие мысли в текстах выдающихся теологов всех возможных конфессий и вер, а также во многих светских писаниях, где Богу вообще не отводится никакой роли.
143
Большой ВЗРЫВ — устоявшееся в русскоязычной научной литературе название этого явления. Особой иронии в нем не чувствуется. Но английское «Big Bang» Хойла можно перевести и как «Большой Бац».
144
Потенциально, как возможность (лат.).
Но пока развивается этот план (Божий или чей-то еще), никто не станет отрицать, что человеческую историю, точно призрак, преследует колоссальное зло и неизбежные несправедливости. Миллионы по-прежнему гибнут и испытывают бессмысленные страдания — при землетрясениях, несчастных случаях, болезнях и т. п. Хорошие люди умирают молодыми, а плохие преспокойно доживают до старости. Может ли Бог, заботящийся о нас и приглядывающий за судьбами человечества, избавить людей от столь очевидных несправедливостей, есть ли такой способ? Единственный путь, какой можно себе представить, — это устройство для нас какого-то загробного существования. А тогда перед каждым теистом встает следующий тройственный выбор:
1. Бог не способен предоставить нам будущую жизнь; в этом случае его могущество кажется необоснованно ограниченным.
2. Бог способен дать нам будущую жизнь, но предпочитает этого не делать; в таком случае это бросает тень на его доброту.
3. Бог и может, и желает даровать нам будущую жизнь.
Третью позицию горячо отстаивает Кант в своей «Критике практического разума», которую не читало большинство нынешних философов, да и большинство теологов. Конечно, можно назвать умных людей, не настаивавших, что они хотят жить снова, — например Г.Дж. Уэллса или Айзека Азимова. Но я думаю, что они лгали. Карл Саган, еще один атеист, оказался честнее, признавшись, что было бы замечательно жить после смерти, но он не видит доказательств, которые подкрепили бы такую надежду. Вуди Аллен недавно отметил, что не хотел бы после смерти продолжать жить в собственных фильмах: «Я просто не хочу умирать». Босуэлл в своем жизнеописании Сэмюэла Джонсона сообщает, как рассказывал Джонсону о своей беседе с Дэвидом Юмом. «Юм сказал, что не испытывает желания после смерти жить снова. Он лжет, возразил Джонсон, и в этом легко убедиться, приставив к его груди пистолет». Великий испанский поэт, романист и философ Мигель де Унамуно как-то раз спросил у одного крестьянина, возможно ли, чтобы Бог был, а загробной жизни не было. Простодушный селянин ответил: «На что ж тогда Бог?»