Когда ты рядом. Дар
Шрифт:
Иногда я как будто выпадаю из времени. Это очень неловкое ощущение. День только начался — и вдруг уже ночь. Где я был? Что делал? Я услышал топот и голоса на лестнице. Громкий стук в дверь. Мужской голос кричал:
— Грутт! Грутт! Что происходит?
Я встал, неторопливо прошел мимо зеркала в позолоченной раме, вышел на лестничную площадку.
— Что происходит? — спросил меня запыхавшийся темноволосый молодой человек. Я узнал его. Он жил двумя этажами выше и был вроде как писателем. Тщеславный дурак. Его было почти не слышно: все заглушал Малер.
— Ничего, все в порядке, — ответил я.
Хотя
— Вы же всему дому спать не даете! — прокричал этот вроде как писатель и заглянул ко мне в квартиру, будто ожидая увидеть в гостиной танцующие пары.
— Это Малер! — прокричал я в ответ.
— Да, но нельзя же так…
Я хотел объяснить ему, что мне прекрасно известно, что музыка играет слишком громко. На мгновение все стихло, и мы оба смогли перевести дух. Мы опять посмотрели друг на друга. А затем музыка зазвучала снова, диск проигрывался сначала. Я вздрогнул.
— Это Малер, — повторил я, опустив голову. — Мой сосед так издевался над Моцартом. Это было невыносимо. Вы бы только слышали! Я понимаю, что играет очень громко. Прошу прощения. Но он так издевался над Моцартом… Заходите, я сейчас убавлю звук, и вы сами послушаете… я имею в виду Малера.
Вздохнув, молодой человек посмотрел на часы.
— Уже третий час, — сказал он. — Я давно лег спать. Я, моя жена, наши дети и собака. Вся семья. Сейчас ночь, понимаете? А этот ваш Малер крутится опять и опять! Вы что, забыли «повтор» выключить?
— Да нет вроде бы… или… не знаю…
Я был в полном замешательстве. Я сказал:
— Не могли бы вы зайти на минутку, давайте разберемся…
Молодой человек опять посмотрел на часы. Теперь он выглядел растерянным.
— Я хотел бы, чтобы вы зашли и послушали Малера по-настоящему, — продолжал я, теперь уже уверенно. — Это поет Дженет Бейкер… Она поет так, будто Малер писал специально для нее… Слушайте! Это про умирающего ребенка, его собственного ребенка, понимаете? Его собственного ребенка…
Молодой человек пожал плечами. Вид у него был такой, будто он сейчас развернется и уйдет, но, к моему удивлению, он прошел в гостиную и сел на диван. Я убавил звук. Голос Дженет Бейкер, будто дарованный небесами, заполнил собой всю комнату.
— Я посижу немного, — сказал молодой человек, — и послушаю вашу музыку, но только из вежливости. И больше такого не повторится.
— Хорошо, — ответил я.
Вот так мы и сидели в гостиной, слушая Малера. Молодой тщеславный дурак и я. Может, он был не такой уж дурак и с ним стоило познакомиться поближе. Но я не стал. Продолжения знакомства не последовало. Встречаясь на лестнице, мы вежливо кивали друг другу, а несколько месяцев назад он съехал. Один, бросив жену, детей и собаку. Не знаю куда. Мы с ним не попрощались.
Потом я думал, что, может, надо было поставить ему Шуберта. Не стоит слушать Малера, когда волнуешься. Может, Шуберт обрадовал бы его больше или успокоил бы. Иногда радость для меня — это покой.
— Закрой глаза, Би, — прошу я.
— Закрыла, — отвечает она.
— Когда вы вдвоем со страусовым королем, думай о том, что мама где-то рядом. Не здесь, но рядом.
— Хорошо, — говорит Би, — но она же на самом деле умерла, да?
— Да, — отвечаю я, — так и есть.
Би смотрит на потолок.
— Но это не значит, что ее нет где-нибудь рядом, — говорю я. — Когда ты одна, думай о том, какие у нее длинные руки, в тысячу раз длиннее крыльев, в тысячу раз длиннее моих и твоих волос. Ее руки такие длинные, что она может тебя коснуться, когда захочет, и увести с собой.
Она вернулась из поездки в Хейланд другой. Может, мне так казалось из-за смены обстановки — теперь мы виделись у меня дома, а не в стерильно чистой палате. Может, из-за чего-то еще, неуловимого и непонятного. Несколько раз я чуть было не отменил наше первое чаепитие. Всю ночь перед ее приходом у меня болел живот, и я не мог заснуть. Утром я принял ванну, оделся, сходил в магазин за свежим кофе и молоком, а потом зашел в кондитерскую и купил торт с кремом. Дома я постелил на стол скатерть, поставил свечи и фарфоровые безделушки. Потом прибрался, пропылесосил квартиру, аккуратно уложил на диване подушки и красный полосатый плед.
До ее прихода оставалось минут десять, когда я сел на стул и расплакался.
Ровно в час раздался звонок в дверь. Та февральская суббота была солнечной и холодной. Я вдруг сразу заметил, что мне приходится задирать голову, чтобы смотреть ей в лицо. Она была намного выше меня. Во время наших прежних встреч я полусидел-полулежал на кровати, заботливо обложенный подушками, а она в своем белом халате сидела рядом. Сейчас на ней были желтый вязаный свитер под горло и длинная черная юбка. На улице было ветрено, и по ее розово-персиковым щекам текли слезы, глаза блестели, а длинные светлые волосы были закручены в узел. Она положила мне руки на плечи и поцеловала в лоб.
— А я свежие булочки принесла, — сказала она, улыбнувшись. — Сама испекла!
Я отпустил ее руки и промычал, что мне надо пойти сварить кофе. Я прошел на кухню и застыл, глядя на блюдо с тортом. Слезы вновь подступили к горлу. Она посчитает это дурацким, излишне торжественным. Она-то принесла с собой свежие булочки, больше всего подходящие для того, чтобы просто попить кофе. Торт с кремом! Мы же не день рождения празднуем! Мы вообще ничего не празднуем. Торт будет означать, что я жду от нашей встречи очень многого, и это сделает и без того неловкую ситуацию еще более неловкой. Поэтому я взял блюдо, открыл шкафчик под раковиной и выкинул торт в мусорное ведро. Она вошла в кухню, как раз когда я слизывал остатки крема с пальцев.
— У тебя такая уютная квартира, Аксель.
Она посмотрела на меня, на пустое блюдо, потом на открытую дверцу шкафчика.
— Ты что, испек что-нибудь? — рассмеялась она.
Я мотнул головой.
— У тебя на щеке крем. — Улыбаясь, она провела пальцем по моей щеке и сунула его себе в рот.
— Ммм, — сказала она, жмурясь от удовольствия, — ванильный крем… Ты что-то вкусненькое припрятал, да?
— Нет, вовсе нет! — ответил я. — У меня вчера вечером были гости, и одна женщина испекла торт. А как раз перед твоим приходом я бессовестно съел последний кусочек, не мог же я угощать тебя вчерашним недоеденным тортом. Ты давай, Стелла, садись на диван в гостиной, а я положу твои булочки на блюдо, достану масло, сыр и принесу кофе.