Когда ты закрываешь глаза

Дьюал Эшли

Выдыхаю и ищу сотовый. Проверяю карманы пальто, сумку и недовольно поджимаю губы: еще один минус моей болезни – не помнишь, а точнее даже не знаешь, где и что лежит. Откидываю назад голову и вновь осматриваюсь. Интересно, сколько я пробыла в отключке? Надеюсь, не десять лет, и это не фильм «Пока ты спал».

Что время терять, решаю забежать в антикварный магазинчик. Заодно спрошу, где я нахожусь. На двери звенят колокольчики. Усмехаюсь: черт подери, где еще остались дверные колокольчики в нашем городе? Уверенно шагаю вперед и удивленно вскидываю брови, понимая, что внутри довольно-таки мило. И пахнет приятно. Вокруг гигантские стеллажи с пластинками, кассетами, дисками, и мне кажется, будто я столкнулась лицом

к лицу с млечным путем музыки. С ее детством, отрочеством и юностью. Забываю, зачем пришла. Подхожу к полке с виниловыми пластинками и с любопытством прикусываю губу: сколько же здесь добра! И Элвис, и Битлз! И даже Депеш Мод! Всегда хотелось послушать музыку через патефон, не смотря на то, что патефона у меня никогда не было, как и самих виниловых пластинок. Однако папа говорил, что настоящую музыку диски воспроизвести не способны, поэтому стоит убиться головой о стену, но добыть граммофон. Я ему тогда поверила, но со временем про патефон забыла. Сейчас давняя мечта вновь вспыхивает перед моим носом, и мне ничего другого не остается, кроме как поддаться искушению.

Вытаскиваю из ряда один из тонких чехлов и изучаю список песен. К сожалению, мне известны только две из них: Enjoy The Silence и Personal Jesus. Надо будет освежить память и найти Депеш Мод в интернете.

– Что-то приглянулось?

Растерянно оборачиваюсь и вдруг вижу перед собой продавца в смешном, зеленом новогоднем свитарке под горлышко. Он переминается с ноги на ногу, пытается держаться уверенно, даже не смотря на вышитого красными нитками на его груди Санта-Клауса, и выдавливает фальшивую улыбку. Бедный. Видимо, для него Новый Год – целое испытание.

– Я нашла это, - помахиваю перед узким лицом парня пластинкой и неуверенно пожимаю плечами, - правда, здесь почти нет знакомых песен.

– Давай поищем что-нибудь еще. Вдруг найдем то, что придется по вкусу.

Продавец ведет меня вглубь магазинчика, а я виновато поджимаю губы: покупать пластинку нет смысла, да, и к тому же, кто знает – может, кошелек я посеяла вместе с телефоном. Однако почему-то мне становится жутко интересно, и я послушно ступаю за незнакомцем, то и дело, осматривая стеклянные стеллажи с патефонами и граммофонами разных размеров.

– Ты ищешь именно Депеш Мод?

– А есть что-то еще?

Парень оглядывается через плечо и усмехается.

– Да все, что душе угодно. Тут самая большая коллекция виниловых пластинок во всем городе. И если мы не найдем нечто подходящее, дальше искать тебе попросту нет смысла. Поверь. Уж я-то знаю.

– То есть ты работаешь здесь не потому, что отыскал единственное свободное место, на которое приняли подростка. А потому, что, действительно, любишь музыку.

– Я люблю музыку, - мы останавливаемся около широкого, высокого стеллажа, и парень улыбается, - да и деньги были как кстати.

Отвечаю на его улыбку и смущенно поправляю ремень сумки. Смотрю на пол, в потолок, и только через несколько секунд решаюсь вновь перевести взгляд на молодого продавца в смешном свитере. Он невысокого роста, может, слегка худоват, но за таким толстым вязанием сказать сложно. Волосы черные, прямые, а глаза…, в глаза я посмотреть боюсь, поэтому и тайно гадаю какого они цвета.

– Кроме Депеш Мод еще есть Нирвана, Битлз, Радиохэд…

– Радиохэд? – парень достает пластинку, и протягивает мне. Я медленно прохожусь по ней пальцами, изучаю список песен и едва заметно улыбаюсь. – Отличный альбом.

– Ага.

Голубые. Наконец, мы встречаемся взглядами, и я вижу его голубые, светящиеся глаза. Глаза человека, которые занимается тем, что любит. Глаза человека, который, возможно, не грустит и старается во всем видеть только хорошее, даже в таком уродском и смешном свитере, как этот.

– Мне пора. – Смущенно возвращаю пластинку. Делаю шаг назад и внезапно опрокидываю на пол несколько компакт-дисков. – Прости!

– Ничего, я подниму.

– Я…

Одновременно присаживаемся, сталкиваемся лбами, и я так удачно отлетаю назад, что вновь сбиваю локтем диски.

– О, боже.

– Все хорошо.

– Они целы? Черт.

– Не переживай. – Незнакомец потирает лоб и выпрямляется. Снизу вверх он кажется мне огромным великаном с широченными плечами, но едва я поднимаю задницу с грязного пола, как тут же он вновь становится обычным, слегка худоватым чудаком с лыбящимся Санта-Клаусом на груди. – Никто не пострадал. Все живы и здоровы.

Нервно поправляю сумку и собираюсь сбежать, когда вдруг парень говорит:

– У нас распродажа предновогодняя намечается.

– Распродажа?

– Да, все за полцены. Если хочешь, я могу отложить тебе пару пластинок. Только если ты захочешь, конечно.

– Захочу.

– Правда?

– Наверно.

– Отлично. Тогда до скорого?

Он спрашивает? Я неуклюже киваю и помахиваю ему рукой. Лишь бы сейчас ни во что не врезаться. Медленно отступаю назад, пытаюсь ровно держать спину и выглядеть более-менее адекватно, несмотря на идиотское фиаско. Однако у жизни отличное чувство юмора. И именно поэтому, вместо того, что спокойно выйти из магазина, я ощущаю сильное головокружение и, споткнувшись на пороге – под звук этих прекрасных колокольчиков – вырубаюсь.

II

Я никогда не знаю, сколько нахожусь в отключке. Могу открыть глаза, будто тут же, однако узнаю, что прошло уже несколько недель. А могу странствовать в волнах забвенья томительными часами, и прийти в себя уже через пару секунд. Что ж, если честно, мне безумно интересно увидеть себя со стороны: что я делаю, как двигаюсь, о чем говорю? Неужели мое тело продолжает жить отдельно от разума? Неужели ему не нужен штурман, советник? И неужели никто не замечает, что со мной что-то не так? Или же выгляжу я нормально, живу нормально, говорю нормально, однако в какой-то момент мозги переклинивает, и память расщепляется на миллиарды крошечных частиц. Как бы мне хотелось понять себя. Понять проблему, найти решение. Или хотя бы выяснить причину, проникнуться смыслом той жизни, в которой я живу, ведь просто так ничего не бывает; это, наверняка, предписано мне или суждено. Или звезды так сошлись. Или все та же женщина из пятого подъезда хорошенько постаралась. Ох, найти бы хоть одну зацепку, хотя бы один знак.

Меня бросает из стороны в сторону, словно я волейбольный мяч, а реальность – сетка. Вот, я пролетаю над ней и вижу чьи-то лица. Вот, я нахожусь в кромешной тьме. Вот, я вновь возвращаюсь обратно, разглядывая совершенно новые места, улицы, дома, деревья. И вот, я опять погружаюсь в черную, зыбкую речку из вечных вопросов, изнуряя от жажды жизни и заботясь о том, что непременно потеряю, пребывая в ней.

Я открываю глаза на морозе. Ветер обволакивает ноги, живот, щеки. И мне хочется завернуться в шерстяное одеяло, повременить еще минуточку, чтобы успеть прийти в себя, привыкнуть к холоду. Однако тело внезапно сковывает страх. Над головой небо, по бокам, будто клетка, гигантские рельсы, и я лежу на деревянных перегородках, поджидая то ли смерти, то ли славы. То ли поезда, разрывающего диким дребезжанием ледяную землю вокруг меня и подо мной. Кричу. Приподнимаюсь, вижу нос состава и со стуком плюхаюсь обратно. Вагоны проносятся над моим телом с такой силищей, что все камни одновременно замирают в воздухе. А я ору, что есть мочи, однако слышен лишь безумный скрежет колес о рельсы, их хруст со звоном, будто они перемалывают чьи-то кости. Надеюсь - не мои, и думаю об этом несколько вечных, ужасных минут. И даже когда поезд проносится дальше, когда замирает земля, и вновь перед глазами появляется серое небо, мне не удается закрыть рот.