Когда умирают боги
Шрифт:
Портланд остановился как вкопанный.
– Что? Но… это невозможно.
– После смерти человеческое тело претерпевает определенные изменения. Температура окружающей среды и причина смерти могут ускорить или замедлить процесс, но не в столь огромной степени. К сожалению, здесь нет никакой ошибки.
– Но уверяю вас, я видел ее. Она отдала мне записку.
– Вы видели женщину под вуалью. Помните, как она была одета?
Портланд стоял не шевелясь, погрузившись в свои мысли, пытаясь что-то вспомнить. Наконец он покачал головой.
– Нет. Больше я ни в чем не уверен. То есть я бы сказал, на ней было зеленое атласное платье, как на леди Англесси. Но после ваших слов получается, что это невозможно.
– Может, и так. А может, и нет.
Министр снова покачал головой, всем своим видом выражая смущение.
– Не понимаю. Кто была эта женщина?
– Пока не знаю, – ответил Себастьян, разглядывая чаек, круживших над Стрэндом. – Но кто бы она ни была, она явно замешана в убийстве леди Англесси.
Себастьян послал лакея сбегать за экипажем, а сам остался на усыпанной гравием дорожке перед Павильоном, откуда наблюдал, как его слуга, мальчишка Том, подкатил на паре чистокровных гнедых лошадей и остановился.
По установившейся моде, которая не особенно нравилась Себастьяну, благородные светские джентльмены доверяли своих превосходных скакунов желторотым юнцам, наряженным в жилеты в черно-желтую полоску, за что и получили прозвище «тигры». Но Том проявил в своей новой профессии прирожденное дарование, чем немало удивил Себастьяна. Кроме того, Том обладал и другими талантами, обычно не свойственными «тиграм», и временами Себастьян прибегал к этим талантам не без пользы для себя.
Том, темноволосый двенадцатилетний парнишка с острым личиком, маленький и гибкий, выглядел моложе своего возраста, хотя с недавнего времени на его щеках заиграл здоровый румянец. Всего четыре месяца назад он был одним из тысяч безымянных пострелов, влачивших полуголодное существование на улицах Лондона, воришка-карманник с темным прошлым и тайной страстью к лошадям. Теперешняя его преданность Себастьяну была беззаветной.
Поймав на себе взгляд хозяина, мальчик не без шика подъехал к нему.
– Они сегодня очень бодры, хозяин, – сказал он, расплываясь в щербатой улыбке.
– Я обязательно прокачусь с ветерком по дороге к лорду Англесси. – Себастьян взобрался на козлы и принял поводья. – А тебя прошу остаться здесь. Поболтайся вокруг, послушай, что говорят на кухне и в конюшнях. Кто-нибудь из слуг обязательно что-то слышал или видел прошлой ночью. Меня особенно интересует, не переносил ли вчера кто-нибудь необычный груз. Довольно большой.
Том спрыгнул на землю, глаза его загорелись.
– Настолько большой, что внутри могло уместиться тело?
Сомневаться не приходилось – мальчишка быстро соображал. Себастьян улыбнулся.
– В общем, да.
Том отступил на шаг, придержав рукой шапку на голове, так как в эту секунду со Стрэнда подул свежий ветер.
– Если кто-то что-то видел, хозяин, то я отыщу его, не бойтесь.
– И еще одно, Том, – добавил Себастьян, когда мальчишка бросился было исполнять поручение. – Чур, не воровать кошельки, слышишь? Даже просто для практики.
Том остановился с видом оскорбленного достоинства и шмыгнул носом.
– А я и не собирался.
ГЛАВА 10
В отличие от большинства знатных особ, снимавших на летний сезон небольшие дома в Брайтоне, Оливер Годвин Эллсворт, четвертый маркиз Англесси, владел целым поместьем на окраине города.
Поместье было небольшое, даже, можно сказать, маленькое по сравнению с его главными угодьями в Нортумберленде, но дом был удобный и аккуратный, удачно расположенный на склоне холма с видом на море, на приличном расстоянии от шума и сутолоки городских улиц.
Оставив гнедых на попечение конюха, Себастьян нашел маркиза в саду с выложенными кирпичом замшелыми тропинками и тщательно ухоженными розами, которые цвели под защитой высоких стен, укрывавших их от беспощадного соленого ветра с моря. Услышав шаги Себастьяна, Англесси обернулся. Старик с некогда черной шевелюрой, теперь густо пронизанной проседью, он был всего на несколько лет старше Гендона, а производил впечатление совсем древнего старца – тощего, морщинистого, явно нездорового, сломленного тяжелым бременем недавнего горя.
– Благодарю, что согласились принять меня в такое время, – сказал Себастьян, останавливаясь на ярком июньском солнце, – Не могу выразить, как сильно сожалею о случившемся.
Маркиз снова принялся срезать отцветшие бледно-розовые цветы, обвившие крепкий столбик в конце тропы.
– Но вы ведь не для этого сюда явились?
Прямота вопроса удивила Себастьяна.
– Действительно, – ответил он столь же прямо. – Лорд Джарвис попросил меня выяснить обстоятельства смерти вашей жены.
Маркиз крепче сжал секатор.
– Для того, чтобы защитить принца, разумеется, – произнес он скорее как утверждение, чем вопрос.
– Таков их мотив, вы правы.
Маркиз обернулся, слегка выгнув бровь.
– Но не ваш?
– Нет. – Себастьян ответил на умный пронзительный взгляд старика. – Вы думаете, это сделал он?
– Кто? Принц? – Англесси покачал головой и вернулся к обрезке роз. – Принни, возможно, пьяница, избалованный неженка и идиот, но он не агрессивен. Не то что его брат, Камберленд. – Он замер, критически оглядывая дело своих рук; на его скулах заиграли желваки, что никак не вязалось ни с его возрастом, ни с дряхлостью. – Однако я не хочу, чтобы у вас сложилось ложное впечатление: если я ошибаюсь, если я узнаю, что Принни все-таки имел какое-то отношение к смерти Гин, я ему это не спущу. Мне все равно, принц он или нет.
Себастьян изучающее взглянул в озлобленное, искаженное горем лицо. Маркиз хоть и был стар, но в его решимости и способности понимать происходящее не было признаков слабости или немощи ума.
– Тогда кто, по-вашему, убил маркизу, сэр?
Губы старика скривились в странной полуулыбке.
– А знаете, вы первый, кто задает мне этот вопрос. Наверное, оттого, что те, кто убежден в невиновности принца, считают убийцей меня.
Маркиз перешел к следующему кусту. Себастьян выжидал, чувствуя, как солнце греет его плечи. Через минуту маркиз продолжил: