Когда умирают боги
Шрифт:
Себастьян поймал на себе изучающий взгляд зеленых глаз.
– А при чем здесь ты, Себастьян?
Будь на месте Пола Гибсона кто-то другой, виконт мог бы и промолчать. Но дружба не позволила этого сделать. Девлин вынул из кармана ожерелье матери.
– Когда леди Гиневра умерла, на ней было это.
– Любопытное украшение. – Гибсон пошевелил бровями. – И опять, при чем здесь ты?
Себастьян держал ожерелье на раскрытой ладони. Ему и раньше чудилось, будто камни слегка теплеют от его прикосновения. Зато когда они оказывались в руке матери, то начинали излучать такую энергию, что почти обжигали… Во всяком случае, так когда-то казалось мальчику.
– Ожерелье принадлежало моей матери, – просто ответил он.
Пол Гибсон внимательно посмотрел в лицо друга.
– Здесь происходит что-то странное, Себастьян. Может быть, даже опасное. Для любого, кто ввяжется в это дело.
– Если ты хочешь отойти в сторону, я пойму.
Гибсон нетерпеливо махнул рукой.
– Не будь смешным. Я пекусь о тебе. Кто тебя заставил этим заниматься?
– Якобы принц. На самом деле – Джарвис.
– И ты ему доверяешь?
Себастьян посмотрел на неподвижное истерзанное тело женщины под простыней.
– Нисколько. Но ведь кто-то убил Гиневру Англесси. Кто-то воткнул кинжал в мертвое тело и перетащил труп сюда, где уложил на диван в намеренно соблазнительной позе. Единственное стремление лорда Джарвиса – защитить принца. У меня другие цели. Я собираюсь выяснить, кто убил женщину, и я обязательно прослежу, чтобы он ответил за это.
– Из-за ожерелья?
Себастьян покачал головой.
– Если не я, то этого не сделает никто другой.
– Разве тебе не все равно?
Тонкая белая рука Гиневры высунулась из-под простыни. Увидев скрюченные смертью пальцы, Себастьян вспомнил о другой женщине, оставленной умирать на ступенях алтаря, с перерезанным горлом, непристойно оскверненную; и еще об одной доверчивой жертве, которую выследили и подвергли той же самой ужасной участи.
Он питал мало иллюзий о том мире, в котором жил. Он знал чудовищное неравенство между богатыми и обездоленными; он признавал дикую несправедливость законодательной системы, по которой можно было повесить восьмилетнего мальчишку за кражу буханки хлеба и в то же время оправдать убийцу, если он королевский сынок. Когда-то он был так возмущен неприкрытым варварством и бессмысленной жестокостью войн, которые вели люди во имя свободы и справедливости, что позволил себе просто плыть по течению, бесцельно и одиноко. Сейчас он счел такое поведение трусостью и слабостью.
Присев перед тем, что осталось от молодой женщины по имени Гиневра, Себастьян убрал под простыню белую изящную руку и тихо ответил:
– Нет, не все равно.
ГЛАВА 9
Себастьян пересекал двор, направляясь к конюшне со стеклянными куполами, когда услышал, как его окликнули по имени:
– Лорд Девлин!
Он обернулся и увидел министра внутренних дел, лорда Портланда, который шел к нему по мощеной дорожке. Полуденное солнце ярко подсвечивало огненно-рыжие волосы вельможи, но лицо его было бледным и напряженным, словно от беспокойства.
– Пройдемся немного, милорд, – предложил Портланд, сворачивая на тропинку, пролегавшую вдоль широкой зеленой лужайки. – Насколько я понял, вы согласились помочь разобраться со вчерашним не совсем обычным происшествием.
Себастьян не был коротко знаком с графом Портландом, хотя, вернувшись из Европы, он целый год посещал званые обеды и суаре, на которых присутствовал и этот человек. Подобно Джарвису и Гендону, Портланд придерживался глубоко консервативных взглядов в политики, считая, что нужно продолжать войну против Франции и сохранять нынешние институты власти, несмотря на растущую волну требований реформ.
Однако каково бы ни было его мнение о реакционных взглядах этого человека, Себастьян не мог не уважать Портланда. Граф был одним из немногих членов правительства и представителей околоправительственных кругов, кто отказывался играть роль пешки в руках Джарвиса. Но в том, как Портланд отозвался о смерти жизнерадостной молодой женщины, назвав ее «не совсем обычным происшествием», было что-то неприятное, даже омерзительное.
– Если вы имеете в виду убийство леди Англесси, – сказал Себастьян, – то да.
– По мнению судьи и личных врачей принца, она совершила самоубийство.
Себастьян выгнул бровь.
– И вы этому верите?
Портланд покачал головой, с шумом выдохнув:
– Нет.
Минуту они шли молча, Портланд покусывал нижнюю губу. Наконец он нарушил тишину:
– Мне почему-то кажется, будто во всем этом есть и моя вина.
– Каким образом?
– Если бы я не отдал принцу ту записку…
Себастьян резко повернулся, чтобы посмотреть ему в лицо.
– Так это вы отдали принцу записку от леди Англесси?
– Да. Хотя, конечно, я понятия не имел, кто была эта дама под вуалью.
– Когда это произошло?
– Вскоре после начала концерта. Ко мне подошла молодая женщина, скрытая вуалью, и, протянув запечатанное послание, попросила передать его принцу. – Портланд помялся немного, на его бледных щеках проступили алые пятна. – Должен сказать, ко мне не впервые обращались с подобными просьбами.
Себастьян оставил свои мысли при себе. За многие годы кто только не перебывал в любовницах у принца, начиная с обычных танцовщиц и актрис вроде миссис Фицхерберт до самых знатных дам великосветского общества – в том числе леди Джерси и леди Харфорд. Приближенные принца часто были вынуждены играть роли сводников.
– Вообще-то я знаю Гиневру Англесси довольно хорошо, – продолжил Портланд. – Вернее сказать, знал. Она с детства дружила с моей женой Клэр. Мне даже в голову не пришло, что записку передала именно она.
– Не она, другая.
Себастьян увидел, как светло-серые глаза собеседника округлились, потом первый шок прошел и уступил место другому чувству, до странности напоминавшему страх.
– Что, простите?
– Когда вчера вечером камерный оркестр регента начал свой концерт, леди Англесси уже была мертва не менее шести, а то и восьми часов.