Когда возвращается радуга. Книга 1
Шрифт:
…А нянюшка Мэг, как до сих пор тихонько называла её Ирис, в последнее время всё чаще болела. Горячий влажный воздух парных не шёл ей на пользу, теснил грудь, вызывая тяжёлый кашель. Всё чаще приходилось отлёживаться. К сожалению, прославленный лекарь Аслан-бей, веское слово которого среди управляющих громадным хозяйством гарема ценилось и исполнялось, давно уже сюда не заглядывал, и некому было вступиться за больную служанку, попросить хотя бы перевести на другую службу. Может, если ей кушать побольше, это поможет сопротивляться болезни?
Оттого-то Ирис не ужаснулась, а возликовала в душе, услышав от Айлин-ханум о своих, оказывается, талантах и блестящем будущем. Теперь она сможет помочь Мэгги. Вот что главное.
…А наутро у неё, как и следовало ожидать, нещадно болела каждая мышца, ныла каждая косточка. И сил подняться просто не было. Словно её вместе с пятью проштрафившимися ученицами вчера нещадно отлупили бамбуковыми палками и не только по пяткам.
– Кекем!
– Заичка! Вставай же, дурында! Злыдня вот-вот притащится!
Подружки, Нергиз и Марджина живёхонько стянули с неё покрывало и вздёрнули под руки, усаживая и не обращая внимания на протестующее мычание. Кто-то плеснул ледяной водой в лицо. Ирис охнула… но не обиделась, лишь поспешно утёрлась ладонью. Всё правильно. Она сама не раз так приводила в чувство подруг, иногда особо разоспавшихся. Лучше замочить постель – всё равно потом высушится и проветрится – чем попасться под горячую руку смотрительнице гарема, Нухе-ханум, за скверный норов прозванной Злыдней.
Вновь замычав – на этот раз просительно, и не открывая глаз, сложила руки ковшиком, получила порцию воды и уже сама плеснула себе в лицо. Потёрла щёки.
– Бр-р-р…
Среди ночи девушек будили – и заставляли идти в кухонные погреба, где для них был приготовлен колотый лёд. Его полагалось рассыпать по кувшинам с водой, что стояли у каждой в изголовье. К утру лёд стаивал, но вода в серебряных кувшинах оставалась бодрящей, «живой». А главное – прогоняла остатки сна.
Тем, кто не проснулся вовремя, к утреннему обходу, оная бодрящая струя выливалась безжалостной Злыдней прямо на голову. Да ещё и сопровождалась увесистым пинком или затрещиной, в зависимости от того, какая часть тела провинившейся оказывалась более беззащитной или соблазнительной.
– Спа-а-сибо-о, – прошептала Ирис, почти не запинаясь, и кое-как поднялась. Подвигала головой – ныла шея. Покрутилась вправо, влево – ничего, спину тянет, но терпимо. Руки, плечи ломит, конечно, после кандалов-то… И ноет даже так называемая грудь, которая, несмотря на полновесных пятнадцать прожитых лет, едва-едва наметилась, из-за чего девушке довольно часто приходилось ловить снисходительный, а то и насмешливые взгляды пышных, распустившихся, как бутоны, красавиц одалисок.
Впрочем, Нергиз и Марджина, её подруги, были не из таких зазнаек. Одна, белокожая, с волосами чернее безлунной ночи; другая – сама темнее эбенового дерева, но со множеством высветленных косичек, обе высокие, несмотря на то, что ровесницы Ирис, статные, развитые, с мощными бёдрами и прекрасными грудями, предметом зависти местных гурий, а главное – удивительно красивые: они, казалось, могли с лёгкостью завоевать первенство среди местных пери. Но не рвались ни к славе, ни к ложу повелителя. Марджина, как поговаривали, попала сюда в качестве подарка от одного из царьков далёкой покорённой страны, Нергиз же продали в Сераль собственные родители. И то, и другое – в порядке вещей, такое здесь частенько бывало. Но только обычные «подарки» и «приобретения», как правило, стремились урвать из своего положения всё, а эти две оказались совершенно равнодушны к возможным перспективам. Что и сроднило их с Ирис.
Впрочем, для них она была просто Кекем.
Ведь никто, кроме Мэг и самой Ирис, не знал, кем на самом деле является девочка-подросток, угловатая и нескладная, с личиком, обсыпанным веснушками, не поддающимися ни лимонному соку, ни огуречной воде, а из достоинств у неё разве что великолепная рыжая грива. Помнить об истинном происхождении юной рабыни-джарийе, получившей лишь недавно статус одалиски, было некому. Айше-ханум, недобрая ей память, утянула за собой в мир иной всю свою свиту, всех наперсниц, знавших её тайны. Тех же, что остались в Баязедовом гареме после утопления беременных и просто недевственных, потихоньку удалили прочь. Мать Хромца, новая валиде, забравшая в цепкие руки правление в Гареме, при своей практичности уделяла большое внимание всему, что оттеняло царственное положение её единственного сына, и пользоваться Тамерлану чужими девами считала зазорным. В Серале оставили немногих, лишь самого юного возраста, остальных же продали с большой прибылью. К великой радости и выгоде торговцев Нуруосмание, штат прислуги и прекрасных дев во Дворце Наслаждений за несколько месяцев обновился практически полностью.
Когда Ирис исполнилось двенадцать, но она так и не уронила свою первую кровь, как, вроде бы, положено в таком возрасте – её привели к валиде-ханум. В святая святых, в прекрасные светлые покои, бывшие когда-то обиталищем тиранши Айше, а теперь – матери великого Хромца, в жилах которой текло не меньше крови Чингизидов, завоевателей и убийц, чем у её сына.
– Безнадёжна? – коротко спросила она, выслушав доклад старшей смотрительницы.
Присутствовавший тут же Аслан-бей, тот самый, что однажды так счастливо вмешался в судьбу Ирис, укоризненно покачал головой.
– Что вы, уважаемая Гизем-ханум, зачем же так торопиться с выводами!
Сказал без подобострастия, без затаённого страха в глазах, в отличие от той же Нухи-смотрительницы, чья спина, казалось, на веки вечные согнулась в знак почтения к валиде. Обратился, как к равной. Ещё бы! Ни для кого не составляло секрета, что сам Великий султан называл мудрейшего своим лучшим другом, а его почтенная мать ценила каждое слово «нового Авиценны» и благоговела перед ним. Хоть старалась и не подавать виду.
О, эта валиде Гизем, жёсткого нрава, в своих решениях твёрдая, как кремень, державшая осиное гнездо Сераля хваткой, куда более удушающей, чем её предшественница! И вместе с тем – загадочная, нечитаемая самыми проницательными визирями, полностью соответствующая своему имени, что на языке предков означало – «Тайна»… К ней, как ни к кому иному, подходило выражение: застывшая в зрелой красоте. Сказывалась ли на её внешности примесь крови Лилит, от прапраправнучки которой, по преданиям, был рождён Чингиз Непобедимый, или это срабатывали секреты монахов с далёких Гималаев, где нынешней валиде довелось провести детство и отрочество? Весьма вероятно, что до сих пор прекрасной Гизем ведомы были тайные способы продления молодости, выведанные в далёкой Чайне, куда она попала, будучи почётно подарена в гарем Императора. Правда, в загадочной империи она задержалась недолго, ибо ею срочно откупились от Мухаммада Тарагая Свирепого, как раз о ту пору начавшего со своими войсками победоносный марш по землям, омываемым жёлтой изменчивой Хуанхэ.
Если теперешнему Великому султану можно было с виду дать и сорок лет, и шестьдесят, его матери – и шестьдесят, и сорок. Нелегко сохранять красоту и молодость в такие годы, даже если в твоём распоряжении множество тайных средств. А ещё труднее – не почить на лаврах сыновней славы, не впасть в гордыню, заполучив власть, сохранить ясность и остроту ума, твёрдость суждений… и умение окружать себя нужными и мудрыми, с благодарностью черпая из источников их талантов.
Одним из таких немногих избранных, пользующихся её доверием, и стал чудесный лекарь, светоч османской медицины.