Когда возвращается радуга. Книга 1
Шрифт:
– …Примите во внимание, – помедлив, продолжил он свою мысль, – что представленная вам ныне дева – происхождением из северных островных кланов. Северных, подчеркну это, моя госпожа. А ведь развитие отроковицы или отрока во многом обусловлено климатом, в котором они и их предки проживают. Так, девочки, родившиеся под небесами Юга и Востока, созревают быстро, и уже в четырнадцать лет способны к деторождению; но многие из них уже после двадцати пяти расплываются и отцветают, особенно любимые во многих гаремах черкешенки и грузинки. А вот северные, ледяные девы… Да, они распускаются медленнее, позже, но и цветение их дольше и устойчивей…
Султанша величественно кивнула:
– Я поняла тебя, уважаемый. – Щёлкнул и сложился в маленькой кисти с ногтями, спрятанными в длинные заострённые чехольчики, веер, каждая пластина которого была искусно вырезана из бивня элефанта. – Но у меня нет никакой охоты ждать, пока это немощное создание превратится во что-нибудь полезное. Я не садовник, который сажает черенок и наблюдает годами, как тот вырастает, цветёт и даёт, наконец, плоды. Мне нужна выгода здесь и сейчас. На что вообще годна эта девочка-ребёнок, как ты думаешь? Отправлять её на кухню, в помощь служанкам не хочется: испортит руки, да и кожу, а она у неё хороша, и будет ещё долго хороша даже без всяких притираний. Да, вижу, у неё прекрасные волосы… Хм… Глаза необычного цвета, как весенняя трава. Черты лица неправильны, но, похоже, с возрастом это придаст ей особое очарование. Однако мне сказали, она косноязычна? Эй ты, девочка! Скажи что-нибудь!
Как это частенько бывало при грубом к ней обращении, Ирис растерялась, вспыхнула, опустила глаза и… промолчала. Не потому, что не хотела ответить.
– Она не может, ханум, – пояснил лекарь. – Её сильно напугали в детстве, и теперь каждый раз, стоит ей разволноваться, спазм в горле не даёт говорить. Не тратьте драгоценное время, я полгода бился с этим изъяном – и всё впустую. На ложе повелителю она не годится. Она не сможет усладить его слух ни приятной беседой, ни страстными признаниями и стихами…
Смотрительница гарема переменилась в лице. Ох, как бы не поставили ей в вину, что тратит время госпожи на всяких замухрышек! Но… порядок есть порядок. Положено каждую юницу в двенадцать лет представить валиде, дабы она определила дальнейшую её судьбу – и вот она, Нуха, исполняет.
– Но и в работницы её отдавать жалко, – протянула меж тем Гизем-ханум. – Есть в ней что-то такое… – Прищурилась. – Пройдись, девочка. Насколько ты грациозна? Поклонись! Нет, слишком скованна… Теперь присядь, встань… Умеешь танцевать? Покружись-ка…
При слове «танцевать» Ирис вмиг стало легче. Уловив ритм, вроде бы случайно, по рассеянности отбиваемый владычицей гарема сложенным драгоценным веером по спинке дивана, она без труда подладилась под размеренное постукивание, взмахнула худенькими ручонками… и – о чудо! Присутствующим показалось, что в руках у маленькой девочки – невесомое покрывало, которым она то оборачивается в танце, то воздевает над головой, то играется с ним перед зеркалом…
В чёрных глазах валиде мелькнуло одобрение.
– Что я вижу? «Танец волшебного покрывала»? Нуха, твои воспитанницы уже в таком возрасте разучивают настолько сложные вещи?
Смотрительница, поспешно поклонилась, сдержав вздох облегчения.
– Её ещё никто не обучал, госпожа. Девочка подражает старшим подругам.
– И неплохо это делает. Куда только девалась её неуклюжесть! Аслан-бей, уважаемый, как ты считаешь, сможет ли эта худышка стать настоящей танцовщицей?
– Вы читаете мои мысли, ханум, – склонил голову лекарь. – Прекрасное решение.
– Да? Я пока ничего не решила, – протянула мать Великого султана. – Но, впрочем, пусть пока год-другой поучится с остальными девочками, которых готовят в наложницы; глядишь, за это время учителя обнаружат у неё ещё какие-то скрытые пока способности; а нет – пойдёт в танцовщицы. Моя хезендар как раз подыскивает подходящую наставницу, но их нынче нелегко найти. Все бывшие мастерицы танца замужем, разве что кто из них овдовел…
Перехватила зачарованный взгляд девочки. Поморщилась. Не от её вида, нет, просто слишком приторный дым благовоний из курильниц расслаблял и отзывался тупой болью в виске и лёгким головокружением. Придётся наказать служанку: переборщила амбры, а у Гизем от этого аромата всегда болит голова.
– Как же тебя назвать?
Это была обязательная процедура: каждую наложницу или рабыню при первом представлении валиде нарекали по-новому. Прежняя жизнь девы отсекалась вместе со старым именем.
Новое имя по традиции обязательно таило в себе некую особенность, а если речь шла о будущей одалиске – изюминку, какую-то черту характера, талант. Например, Тахира – «целомудренная», Джумана – «жемчужина», Фарида – «единственная», Гюльгюн – «розовый свет». А как назвать заику, да не слишком пока хорошенькую? Что-то мало она похожа на будущую обольстительницу
Султанша-мать сморщилась от нового приступа головной боли.
– Будешь Кекем, – сказала коротко. И махнула рукой Нухе: всё, поди прочь вместе со своей подопечной, ты уже услышала всё, что нужно. Не было охоты изощряться и придумывать что-то красивое, да и ради кого? Вот подрастёт рыжая, покажет, чему обучилась, и если угодит – нарекут её более достойно. А сейчас хватит и того.
Потому-то, на долгие-долгие годы, которые в детстве кажутся бесконечными, Ирис и превратилась в Кекем. Что означало – «заика».
***
Побудка в гареме продолжалась.
Но вот, наконец-то, Нуха-ханум, главная смотрительница и наставница Нижних покоев, в сопровождении ещё десяти наставниц-«куриц», почти обошла своё бескрайнее царство, надавала оплеух соням, проворонившим её приближение, вынесла наказания за вчерашние проступки, о которых нашёптывали семенящие следом «курицы» – по наставнице на каждые десять девушек; проверила бдительным взором, все ли демонстрируют покорность и послушание…