Когда я была принцессой, или Четырнадцатилетняя война за детей
Шрифт:
Между штатом, работающим в центральном офисе, и полевыми работниками существуют явно ощутимые различия. Одни заботятся о ясности и красоте внешних атрибутов своей работы, другие – о том, какое питание им назначат и есть ли питьевая вода на месте их работы.
Я познакомилась и с первыми и со вторыми в сложной, неопределенной ситуации для всех, кто не был знаком с сущностью моей роли в «Кеа Интернейшнл». Даже я сама иногда в ней путалась, потому что мне была ближе работа по непосредственному оказанию помощи. Моя же обязанность заключалась в том, чтобы представлять «Кеа» перед средствами массовой информации, заниматься общим управлением лагерей, посещать все встречи и собрания, назначаемые ООН или представителями страны пребывания, документировать работу «Кеа» в количестве, достаточном для предоставления
Мне было необходимо совместить обе стороны моей роли воедино, потому что одна без другой были нежизнеспособны. Это уже не Голливуд или теоретические измышления. Только тупицы или лихачи-ковбои могут сунуться в зону бедствия без знания инфраструктуры и плана действий. Ни одна благотворительная организация не способна взять на себя ответственность и работать в подобных сложных условиях неделями, месяцами, без перерывов, без подкрепления и смены квалифицированных работников, мастеров на все руки. Технически работа такой огромной благотворительной организации очень сложна. Все должно быть отлажено и взаимосвязано. Деньги, транспорт с достаточным для его работы запасом топлива, местные работники, поступившие на службу в эту организацию, электричество, канцелярия, компьютеры или хотя бы ручки, бухгалтерия, жилье для сотрудников – все это должно быть отлажено еще до того, как вы перейдете к «красивой» части работы непосредственно, то есть к спасению жизней.
Я ожидала столкновения с цинизмом, было бы наивно ожидать другого. Я понимала, что должна буду «заслужить свои полоски», и стремилась к этому.
В Скопье обычно проживало четыреста пятьдесят тысяч жителей, но сейчас он гудел от отрядов войск НАТО, сотен солдат ООН и других работников гуманитарных организаций, спецкорреспондентов и огромного количества беженцев из Косово, которые ютились у дальних родственников в подвалах или на полу в квартирах. Несмотря на то что множество беженцев были размещены в лагерях, расположенных за пределами города, Скопье трещал по швам.
Многие местные жители решили выехать из своих домов, сдав их вместе со всей обстановкой работникам благотворительных организаций со всех концов света. Для них этот вариант был настоящей удачей, а для нас – вполне удобным выходом из ситуации. В местную экономику стали вливаться реки наличных, но македонская инфраструктура не выдерживала колоссальной нагрузки, и это накаляло невысказанное напряжение между этническими группами в бывшей Югославии.
Землетрясения веками испытывали Скопье на прочность, поэтому его архитектурный облик состоял из смеси римских и турецких руин, ужасных глыбоподобных зданий советских времен и псевдосредиземноморских вилл. Дороги были широкими, с хорошими покрытиями, люди – доброжелательными, правда, слово оставиме, обозначавшее «оставь меня в покое», оказывало мне неоценимую услугу всякий раз, когда я слышала в свой адрес одобрительный свист или видела приближающихся ко мне молодых людей, ведомых скорее бравадой, а не здравым смыслом.
В Скопье «Кеа» отвели целый дом, но он уже был полон, поэтому я остановилась в «Роза Дипломатик», маленьком отельчике в очень тихом месте рядом с католической церковью и в шаговой доступности от офиса «Кеа». «Роза Дипломатик» была симпатичным четырехэтажным зданием всего с двенадцатью комнатами, винтовой лестницей, садиком на заднем дворе. Это был скорее пансион, принадлежавший семейной паре, чем отель. В моем номере были ванная, туалет и работающий кондиционер, поэтому я могла прятаться в своей комнате на верхнем этаже всякий раз, когда была не на дежурстве и не ночевала в лагере беженцев.
В «Розе» кормили завтраком и поили кофе, но остальное пропитание нужно было искать в многочисленных кафе и ресторанчиках Скопье. Я редко видела других постояльцев своего отеля, потому что покидала его в шесть утра, чтобы успеть на автобус в шесть тридцать, в течение получаса доставлявший
В то время по городу ходил анекдот о том, что работники Агентства международного развития США, проживавшие в моем отеле, на самом деле были сотрудниками ЦРУ. Разумеется, я всегда проверяла свою коробку от сухого завтрака в поисках скрытых там камер.
Прикрывая глаза рукой, я смотрела на флаг Управления верховного комиссара ООН по делам беженцев, бившийся на флагштоке у меня над головой. Датчанин по имени Фред, один из штатных сотрудников ООН, работавший в лагере для беженцев, был наконец доволен. Он стоял рядом с выражением печальной задумчивости на лице. Последние несколько дней он был занят только тем, что требовал от «Кеа» выставить флагшток. Честно говоря, у нас были и более важные дела, но мир и согласие оказались дороже.
На машине я поднялась на самую высокую точку «Стенковец-2», чтобы устроить себе пятнадцатиминутный перерыв и отдохнуть от зловонного воздуха, наполнявшего проходы между палатками в секторе «G». Я пила воду из бутылки, которую всегда носила с собой в кармане брюк, как и складной нож с универсальными инструментами. Двадцать минут назад я смотрела в глаза крепкому, агрессивно настроенному мужчине, сжимавшему в руке нож, и должна признаться, что такое зрелище тяжело переносится женской нервной системой. Плохо было уже то, что в моей рации сели батарейки, и я не могла бы позвать на помощь, даже если бы мне это потребовалось. Этот мужчина разозлился в ответ на мою просьбу к нему и его семье потесниться и принять под свой тент еще одну партию беженцев. Он выхватил нож и заявил, что скорее перережет мне горло, чем пустит кого-то в свое жилище. И такое случалось не в первый раз. И не в последний. Мужчины всегда пытались сопротивляться мне, а не другим мужчинам, с которыми я работала. Может быть, некоторые из «крутых парней» считали, что женщину будет проще запугать и вынудить к соглашению, но я знала, что их блеф нельзя спускать с рук. Я считала, что они никогда не решатся на преступление, потому что тогда за них возьмется македонская полиция. Более того, я понимала, что если не отстою свою точку зрения, то подобная манера вести переговоры распространится и на других работников лагеря тут же начнется открытая охота. Ножи начнут разрешать горячие диспуты, и результатом этого станет ничем не сдерживаемая агрессия и хаос.
Небольшой холм, на котором я сейчас сидела, позволял мне видеть весь лагерь, раскинувшийся на голой земле. Деревьев не было, и пыль с песком поднималась в воздух при первом дуновении ветерка. Внутри каждого желоба бывшей каменоломни сотни тентов цеплялись за почву. Широкие высокие стены, бывшие краями старых разработок, служили нам временными дорогами, по которым мы передвигались на самой низкой скорости, чтобы избежать несчастных случаев. В лагере не было канализации, водопровода и электричества. В быту этих беженцев ничего не складывалось просто. Каждому сектору лагеря присвоили букву алфавита, а на стене каждой палатки была выведена буква с номером. Эта система позволяла нам распределять ресурсы и подсчитывать беженцев в каждом секторе, где избирался представитель для взаимодействия с работниками «Кеа» по всем вопросам жизни лагеря – от раздачи хлеба до мелких жалоб. Это было важно для того, чтобы люди, которым мы приехали помогать, сами принимали активное участие в собственной жизни. В подобных ситуациях нет места как покровительственному отношению, так и потребительскому.
Водоснабжение в каждом секторе было в лучшем случае нерегулярным, но даже его поддержание было жизненно важным, учитывая, за сколько тысяч детей и пожилых людей мы несем ответственность, особенно в эту сорокаградусную жару. В каждый сектор выходил шланг с водой, питавшийся из рифленых цистерн. Эти цистерны были чудом инженерной мысли, проявленной и воплощенной нашими экспертами в вопросах санитарии и водоснабжения из Оксфама. Вода в цистернах постоянно пополнялась из автоцистерн, поступавших в лагерь двенадцать часов в день. Не было автоцистерн – не было воды, и по этой причине я не любила, когда наш лагерь посещали высокопоставленные персоны, потому что из-за них перекрывалось движение цистерн.