Когда я вгляделся в твои черты
Шрифт:
Со скрипом поднявшись, он двинулся в сторону центрального стола. Покусывая внутреннюю сторону щеки, Эрен поднял голову и в изумлении уставился на летящего к нему Дементьева.
– Охереть, - только и успел вымолвить он, подскочив с места.
В его челюсть прилетел задеревеневший кулак, заставивший потерять равновесие. Воспользовавшись ситуацией, Вадим ударил ещё, со всей дури тряхнул соперника за грудки и отшвырнул к барной стойке. Чудом не зацепив ни одного стула, Эрен всё же смахнул локтями горсть стопок и бокалов под ноги пришедшему в ужас бармену.
– Да вы оборзели, ушлёпки!
–
– Я сейчас вызову полицию! Валите отсюда!
Опьянённый гневом Вадим направился к стойке и вдруг заметил, что рот Эрена процарапала безумная улыбка, обнажившая окровавленные зубы. «Давай, свинья, подползи ближе», - беззвучно приговаривал себе под нос Йегер. Зарычав, Дементьев бросился вперёд и оказался в западне крепкого захвата. Безрассудный дьяволёныш сипло посмеивался, сильнее сжимая его шею, и, казалось, был готов сломать её пополам.
– Ты свою башку назад не получишь!
– хрипло рявкнул Эрен.
– Я тебя разорву!
И, резко опустив голову Дементьева, разбил ему нос о своё колено. Успев опомниться, тот ударил в ответ и рассёк смуглую кожу над бровью. Замахнулся снова - мимо. В ответ Эрен со всей дури упёрся в грудь противника и повалил его на пол, затем принялся наносить удар за ударом, сверкая остекленевшими вытаращенными глазищами.
– Пожалуйста, прекратите!
– послышался испуганный женский голос.
– Да разнимите их кто-нибудь!
– Полиция скоро будет здесь, мадам, не переживайте, - успокаивал клиентку бармен, не решаясь лично вмешаться.
Впервые за много лет Дементьев ощутил холод во внутренностях - сковавший всё тело страх. Он беспомощно выставил перед собой руки, но тщетно: его физиономия превращалась в багровое месиво.
Дикий мальчишка! Сатанинский сын.
– Убью на хрен!
– в забытьи надрывался Эрен.
– Ублюдок! Скотина! Разнесу на ошмётки! За неё! За себя! За нас!
Он не шутил. Не играл. Не разбрасывался угрозами. Эрен перестал понимать, что делает - просто работал неуёмными кулаками, пока ему не сделалось жутко от себя самого. Он замер и стиснул зубы, распробовав на языке железный привкус.
Его подхватили сзади четыре руки и оттащили в сторону. Вокруг начались суета и причитания. Тела слонялись туда-сюда, осмелевшие голоса отпускали обвинения. Кое-как севший на полу Дементьев отмахивался от предложений помочь встать и не поднимал головы, скрючился от боли. Эрен с отвращением бросил на него взгляд и вышел на улицу.
Близился вечер, подул свежий ветерок, мягко касаясь саднящих ран. Утерев окровавленным запястьем рот, Эрен нервно прикурил и сделал длинный выдох, пытаясь прийти в себя. В ушах звенело, голова раскалывалась, мысли лихорадочно вытанцовывали в ней и бесследно растекались. Позади раздались шарканье и кряхтение. Подле него на тротуар опустился Дементьев.
– Здорово же ты мне накостылял… мелкий паршивец, - с досадой и смирением процедил он, сплюнув загустевшую кровь.
– Жену мою трахал, но себя, поди, безгрешным мнишь.
Эрен сглотнул и зажмурился, борясь со злобой и презрением.
– Уж это вряд ли. Мои грехи тебе и не снились.
– Хах… Дылда вроде такой стал, а всё те же высокопарные мальчишеские речи!
–
– Возможно, - выпустив густую струю дыма, отстранённо ответил Эрен.
– И как, понравилось оно тебе - владеть наполовину?
– А тебе целых семь лет нравилось?
Вадим ощутил, как к горлу подкатил тугой ком.
– Погляди только на себя, старый дурак! Кичился тем, что выкрал из постели шестнадцатилетнего пацана растерянную девчонку, а теперь ноешь тут в пылищи. Долбанное позорище. И знаешь, ты здесь не потому что тебе изменили: просто твоя жена, едва освободившись от тебя, прыгнула обратно в постель к тому самому мальчишке, у которого ты забрал её как трофей!
– Эрен надсадно рассмеялся, давясь горечью дыма.
– Тебя унизило, что пафосные парижские ресторанчики, Лувры, Эрмитажи и Ла Скалы не заменили ей смазливого нищего заморыша, сколько ты ни пытался его вытравить из её головы.
– А ты, значит, наслаждаешься моим «унижением»?
– Мне, скорее, забавно. По прошествии стольких лет твои речи кажутся по-настоящему смешными. И пустыми.
— Зря хорохоришься. — Дементьев тяжело откашлялся и хмыкнул. — Вы с ней долго не протянете. Мика уйдёт снова. Потому что привыкла к деньгам, к тому, что у неё было всё для комфортной и респектабельной жизни. А ты — это так, для хорошего секса и воспоминаний о юности. Она, небось, привыкла весело проводить с тобой время и решила, что это обманчивое чувство новизны и есть жизнь. Вот только после тусовки человек идёт домой и возвращается к рутине. Но с тобой её рутина будет утрачена, и Микаса потеряет почву под ногами.
— Со мной?
– с насмешливой задумчивостью повторил Эрен.
– К твоему сведению, она послала меня куда подальше вместе с предложенным кольцом! Может быть, ты прав, я не знаю… Но кое-что ты до сих пор ни хрена не улавливаешь, раз пришёл сюда бить мне морду: она действительно решила уйти. И Микаса не уходит ко мне - она уходит от тебя.
– Что ж… Видимо, хочет искупить вину. Ты, конечно, во всём винишь меня, я это даже понимаю. Но решение предать тебя - это только её ошибка. Она сама пришла в мой дом, сама поцеловала меня, хоть я и предупреждал, что я подонок и что цена её побега из нищеты - это ты.
– Дементьев пристально наблюдал за всеми оттенками боли, что выражало лицо Эрена.
– Да, парень, я ей так сказал: она должна пожертвовать тобой - никогда больше не любить тебя и не дружить с тобой. Разумеется, это не остановило её, и Микаса сама всё решила в тот вечер. Я просто забрал то, что желал. Потому что мне принесли это на блюдечке. Можешь истерить, можешь ещё раз ударить меня, но факт остаётся фактом.
По лицу Эрена скатились две бесстыдные слезы. Он глубоко затянулся и бросил окурок в близстоящую урну.
– Тебе удобнее считать во всём виноватой отчаявшуюся несовершеннолетнюю девчушку, у которой мозги отшибло из-за горя и ненависти к себе. Я знаю, что она ошиблась и поступила отвратительно. Но будь в тебе хоть капля человечности, ты бы не стал подталкивать её к краю.
– Я хотел её себе, придурок! Как до тебя до сих пор не дошло? Я привык брать что хочу, и не моя вина, что Микаса добровольно отдала мне себя.